Читальный зал состоял из двух этажей, но он был исполнен так, что верхнее помещение распределялось по периметру стен, и значительная площадь первого этажа не имела потолка. На нижнем этаже в этом прямоугольнике стояли длинные читальные столы с оборудованными креслами и лампами, напоминавшие своим видом грибы лисички. За ними занималось множество людей самого разного возраста: от дошкольного до пожилого.

С одной из сторон балконной балюстрады за читающими наблюдали портреты Герцена, Чехова, Толстого, Чернышевского, а также иных литературных классиков, а напротив, на параллельном балконе, расположились еще четыре портрета смотрителей – ими были товарищи Маркс, Энгельс, Ленин и Сталин.

Дав осмотреться, Сухарев обратился ко мне:

– У нас есть полтора часа, мы успеем не торопясь найти все нужные книги и пойдём готовиться к матчу. Давай начнём с тебя.

– Хорошо, будет неплохо, если ты сам мне посоветуешь.

– Так… В таком случае возьмём «Развитие капитализма в России» и совместно прочтём. Не против?

– Ни в коем разе! – произнёс я.

– Тогда идём к библиотекарше и запишем тебя, но говорить начну я, а то у нас с ней немного натянутые отношения, – улыбчиво добавил парень.

Мы подобрались к седовласой женщине в очках, которая раскладывала членские билеты по шкафу и что-то считала шепотом.

– Здравствуйте, Аглая Васильевна! – воодушевленно произнес комсомолец.

– Здравствуйте, – произнес я за ним.

– Владилен! Не иначе вновь за литературой? – ответила ему женщина. – Здравствуйте!

– Как всегда! А еще привел вам нового книголюба, прошу любить и жаловать, – радостно ответил ей юноша.

– Это не проблема, сейчас запишем твоего товарища. Ты мне вот что скажи, дружок, – произнесла женщина, достав его карточку, – у тебя уже критика кантовского разума дольше трех месяцев хранится, «История философии» новая уже месяц и…

– Изучается, Аглая Васильевна, всё это изучается! – весело отвечал Владилен.

– Да ты уже докторскую мог написать с такими просрочками, – проворчала она. – Ну ладно, изучай, но бережнее! Чтобы без черточек своих, ты мне тогда как его там… Господи, дай памяти, а! Фейбаха всего исчеркал!

– Фейербаха, Аглая Васильевна! А с боженькой вы удачно сейчас оговорились, – с радостью ответил комсомолец.

– Ты боженьку побойся! – подыграв ему с обиженным видом, продолжила женщина. – Он всё видит, и особенно как комсомолец Владилен книжки не возвращает. Ну ладно с тобой Он, как говорится. Представьтесь нам, молодой человек, – уже более любезным тоном обратилась она ко мне.

– Мельников Ярослав Артемьевич, – ответил я ей.

– Так, год рождения, – проговорила она уже серьезно, записывая мои инициалы, – год вашего рождения, будьте любезны.

– Тысяча девятьсот двадцать первый, – произнес я.

– Прекрасно! – произнесла она, окончив запись. – Так, Ярослав Артемьевич, вот ваша карточка, получите и распишитесь.

– Спасибо, – ответил я ей, поставив роспись.

– И вам спасибо, что стремитесь к знаниям, – сказала она мне. – А ты, бандит! Чтобы до выпуска книжки вернул!

– Обязательно верну, Аглая Васильевна, но позвольте еще взять, – нежно ответил ей Владилен.

– Бери, Владя, но не чиркай больше! – проворчала женщина, вернувшись к рукописному труду.

Её рабочее место располагалось под портретом Владимира Ленина.

Очень скоро мы нашли необходимую литературу. Следует отметить, Владилен чувствовал себя в читальном зале словно рыба в воде и петлял между полок так быстро, что я едва поспевал за ним. У меня сложилось впечатление, словно в его голове имелся целый список книг, и он досконально помнил, где их отыскать. Проследовав в философский отдел, мы обнаружили Дашу, которая, уединившись от остальных, что-то усердно изучала.