Находясь рядом с товарищем, я осознал, я понял, что есть социализм – эти монументы великих, но в то же самое время простых людей, безмолвно сообщали необходимость борьбы за свободу и равенство трудящихся, за их чувство собственного достоинства, за освобождение от власти капитала, калечащего и унижающего всякого, кто попадает под его власть.
Окружённый их бронзовыми глазами, я ощущал присутствие этих людей. Чувствовалось, словно они вели безмолвный разговор, показывая своим видом новый мир, к которому мы принадлежим, чьими наследниками являемся и продолжателями какой идеи нам суждено стать.
У меня кружилась голова, и ноги отказывались слушаться, став ватными, словно мы пробежали десятки километров. До этого я видел подобные скульптуры лишь на страницах литературы, но, встретив их воочию, они покорили меня сочетанием величия и конкретики.
– Видел бы ты себя со стороны, – улыбаясь, сообщил Владилен, – словно несколько тренировок за раз провел.
– Я… Я чувствую себя ничтожно малым в окружении этих скульптур, мне кажется, они пронзили меня где-то в глубине… моего сознания, – тихо ответил я.
– Понимаю, – согласился товарищ, тронув монумент рабочего, – наверное, я зря сразу провел тебя по всему пути.
– Дело не в дороге, а в её содержании. Ты показал нечто, чего я не ожидал увидеть. Передо мной история… борьбы… – начал я, пытаясь уловить глазами всё разом.
– Трудящегося класса, – закончил Сухарев, разведя руки в стороны, – он перед нами.
– Да, – произнёс я с некоторой медлительностью, приближаясь к товарищу. – Это великолепие не только вызывает восхищение, но и заставляет задуматься.
– Задуматься над чем? – поинтересовался Владилен, наподобие сестры склонив голову в бок.
– Над тем… Как же стать достойными этих людей и результатов их труда? – поразмыслив, произнёс я. – У меня возникло ощущение, будто они живы и ждут от меня ответа… храня безмолвие…
– Развиваться во всех науках, стремиться достигнуть не только их высот, но и сверх этого. Большего они от нас не ждут, – заключил мой товарищ, указав в сторону выхода.
Мы покинули метро, и мне казалось, что я стал иным. Переосмыслив рассказы отца о ночных маршах под Царицыным, я стал относиться к этому иначе: ранее мне казалось, что требуется лишь ценить его заслуги, но теперь я осознал, что мы – продолжение их подвигов и не имеем права утратить их завоевания.
Когда Владлен вывел меня на солнечную улицу, я осознал, что армейский и новый коллектив, равно как и поколение в целом, являются плодом военных и трудовых побед наших отцов-большевиков. Сохранить их заслуги можно лишь в том случае, если мы, их потомки, станем такими же людьми для наших общих детей.
– Утомился? – спросил Владилен на обратном пути к общежитию.
– Нет, но передохнем, и я снова буду свеж, как утром, – проговорил я, прибавив шаг.
– Мудрая мысль, стоит прислушаться к армейскому опыту, – поддержал меня Сухарев, и мы продолжили путь в тишине.
Добравшись до общежития, я первым делом принял душ, а вернувшись в комнату, моментально уснул…
4.
Владилен разбудил меня в пятом часу дня, и как оказалось, к этому времени он успел сделать набросок нового философского труда на десяток страниц.
Моё состояние значительно улучшилось, а головная боль утихла, и это явно говорило о том, что я готов к новому потоку информации со стороны товарища.
– С пробуждением, Ярик! Надеюсь, ты выспался, потому вторая половина дня станет не менее насыщенна, чем первая, – поприветствовал меня Сухарев, собирая книги и тетради для переезда.
– А что у нас ещё запланировано? – поинтересовался я, снова прикрыв глаза.