– Нет. Уваров я, Анатолий Александрович, – ответил гость, глядя на меня и Аню. – Но вы про меня и так наслышаны, уважаемый Леонид Валентинович.

– Ах! Как я мог вас не признать, дорогой товарищ Уваров, – хвалебно продолжил стройный литератор. – Давно хотел увидеть вас! Как вы в прошлом месяце этого писаку Андреева, этого антисоветчика, в своей колонке вздули, загляденье! Ему и на глаза стыдно показываться, потому как…

– Вздувать в мои привычки не входит, – отрезал Уваров, ударив пальцем по столу. – А раскритиковал я товарища Андреева за ошибочное представление об отдельных моментах правления Ивана Грозного. Не присутствует он, потому как вторую неделю работает в государственном архиве, чтобы составить новый план написания, и художественно передать ту эпоху.

– В архиве?! – восхитился Леонид. – Неужели вы обладаете таким влиянием?!

– Виталий Николаевич, – переведя внимание, продолжил Уваров. – Ваша работа пока читается, она хороша, но дайте нам еще пару недель, мы вернем рукопись с комментариями.

– Конечно, Анатолий Александрович, – кивнул крупный литератор, и вернулся к прослушиванию поэта.


Уваров также замолк. Сложив на стол блокнот, он занёс в него мои инициалы. После, обведя их, молодой человек обернулся к Ане, заставив девушку оторваться от просмотра.

– Анна Владимировна, – начал критик, достав бумаги из тёмной папки, – ваши стихи также рассмотрены, но я бы добавил… конкретики. Сейчас у вас героиня боится выходить в мир, словно до этого не жила в нём. Лучше опишите, как она попадает в новый коллектив, и становится его частью, трудясь наравне с остальными людьми. Как вам такое?

– Очень интересно, товарищ Уваров! – улыбнулась Аня, – вы сейчас вернёте черновик обратно?

– Так точно, – ответил Анатолий, передав ей листы, – копию я сделал для себя, а вы держите оригинал, к нему отдельно прилагаются мои комментарии. Поразмыслите ещё и пришлите вновь.

– Конечно! Обязательно ознакомлюсь с ними и…, – не успела окончить мысль Аня, как послышался голос Леонида.

– А как же я?! Почему им двоим похвалы, а я в пролёте?! – возмутился литератор, широко расставив руки.

– Прошу умерить пыл, Леонид Валентинович! – громче проговорил Уваров.

– Умерить пыл?! – приподнялся автор, стукнув кулаками по столу, и заставив умолкнуть коллектив, – почему остальным всё?! Овации, дачи, премии, а мне только ваши наставления да отписки, мол переделывай?! Не хочу воспевать ваших рабочих и их рутину! Я желаю говорить о высоком, потому как я творец, а они…! – осекся Леонид Валентинович, увидев, что и Анатолий Александрович занял в позу.

– Прошу продолжайте, – спокойно ответил критик, – кто мы, по-вашему?

– Пыль… – промямлил творец, опустив глаза

– Громче! Чтобы все слышали! – приказал Уваров.

– Пыль! Безликая масса, живущая по указке! Кто вы такой и как вы смеете критиковать меня?! Вы всех подхалимов публикуете, участки выдаёте, а мне только перепиши! – завопил Леонид Валентинович, залившись слезами.

– А теперь сел и успокоился! – приказал Анатолий, и перевёл внимание на коллектив. – Товарищи, прошу продолжать собрание, у человека нервный срыв.


Авторы приступили к обсуждению текста нового чтеца, а Уваров и Леонид, вернувшись на места, некоторое время переглядывались. Их лица сильно отличались: если литератор стал подобен спелому томату, то Анатолий, обратившись первым к нему, сохранил спокойный взгляд и улыбку.

– Леонид Валентинович, ответьте честно, вы ради чего пишете?

– Чтобы…, – всхлипнув, продолжил он, – я хотел стать значимым автором, человеком со статусом…

– Значит, литература вам не нужна? – опередил его критик.