А Владилен на протяжении всего пути, продолжал рассказывать свои истории. Признаюсь, у меня сложилось впечатление, что разговаривать он любил, но в прежнее время не находил себе подходящего слушателя, хотя его речи никогда не являлись пустой болтовнёй, и за время обучения на философском факультете у него сложилось множество мыслей и впечатлений, которые он долгое время хранил при себе.

– Так вот, философия фашизма, – продолжал Владилен, глядя в окно, – опирается на иррационализм, как на одно из течений идеалистической философии. Ты понимаешь значение этого слова?

– Неразумность? – предположил я, внимательно посмотрев на него

– Отлично, – согласился товарищ, обернувшись на меня, – выходит, это течение отрицает рациональный момент и, как следствие, научное познание объективных закономерностей в изучении какого-либо предмета. Например, рассмотрим пару моментов: капитализм и фашистскую идеологию. Что ты можешь про них сказать?

– Первое, – начал я, загибая пальцы, – это социально-экономическая формация, в основе которой лежит противоречие между общественным производством трудящегося коллектива пролетариев и частным характером присвоения результатов их труда немногими капиталистами. Но при чём тут фашизм?

– Так хорошо, – улыбнувшись, продолжил Владилен, – а ответь мне, когда примерно он возник?

– Относительно недавно, я предполагаю, после Первой Империалистической войны, – ответил я.

– Следовательно, он появился как реакция на кризис капиталистической системы и революционный подъём, – дополнил меня философ, продолжая внимательно изучать меня взглядом, – а значит, это буржуазная идеология, выражающая их реакционные интересы, как через открытое подавление рабочего движения, так и через оправдание всё более нарастающего неравенства, а также угнетённого положения трудящихся посредством мистификации общественных и экономических процессов. Выходит, идеология фашизма, пришедшая на смену либерализму и буржуазной демократии, есть неотъемлемая часть развития капиталистического общества на её конечной стадии.

– Получается, иррационализм, как неразумность, лишь инструмент, чтобы оправдать сложившуюся реакцию на рабочее движение и подавление трудящихся, – произнёс я.

– Именно! – радостно добавил Владилен, – а проявляется он через отрицание логики исторического развития и произношение отдельных фактов, которые ничего не значат. Самый простой пример – это Италия, где Муссолини, как ставленник буржуазии, провозгласил это государство наследницей Римской империи и продолжателем её истории, а в чём это выражается, Ярослав? Если Империя времён Октавиана и современный фашистский режим не имеют ничего общего в экономическом базисе?

– Получается, ни в чём – это пара абсолютно разных систем, разделённых целой эпохой, – ответил я.

– Верно, но именно иррациональный подход и идеализм, как идеологические методы сохранения власти буржуазии, стараются оправдать положение рабочих, рассказывая им о великом прошлом в их угнетённом настоящем, – подтвердил Сухарев и вновь обернулся, уже на выходе из автобуса: – Да, Ярослав, напомню, процесс фашизации рано или поздно ожидает всякое капиталистическое государство.

Мы покинули транспорт в незнакомом мне районе. Следует сказать, что он оказался очень ухоженным: на каждом шагу нас встречали благоухающие деревья и симпатично подстриженные кустарники, которые создавали уют и приветливость.

Здания оливкового оттенка, высотой в семь этажей, выглядели совершенно новыми. Вероятно, их возвели в конце тридцатых годов, после чего началось массовое заселение людей из ближайших сёл.