выбор.

Каждую мышцу лица героине рассказа приходится усиленно контролировать, дабы не выдать ошеломление от откровенного, хотя и довольно убедительного вранья из уст, кто бы мог подумать, Йонаса.

– Она вернулась на святую землю, потому что это был ее выбор. И после ужасов, что она пережила, не испугалась и не сбежала, а пришла сюда, потому что ей небезразлична судьба общины.

«Правда, насколько же я обезумела…»

– И Герти убедила меня вернуться в паству, если вы, конечно, позволите… – окончательно разбивает он сомнения братьев. Только вот самой Герти такая жертвенность кажется непозволительно дорогой после всего им рассказанного.

Священники переглядываются между собой и пастырь нисходит:

– Расскажите в подробностях, что произошло от начала и до конца.

Герти выдала не больше, чем Йонасу, избегая упоминания теней и призраков. Священники после ее рассказа вновь переглянулись, но на этот раз гораздо продолжительнее.

– Полагаю, нет никаких оснований не верить вашим словам. Однако, нет никаких оснований и тревожить паству. Крампус забирает лишь грешников.

– Но… – теряет дар речи от такого ответа Йонас. – Люди пропадают. Дети! А как же Маринэ? Она всю свою жизнь была прилежной прихожанкой.

– К великому сожалению, греховны не только взрослые. А сестра Кляйн… – Он вздыхает. – Сестра Кляйн на днях покаялась мне в ужасных вещах.

– Каких еще «ужасных»?

Еремиас единожды чавкает сильно выдающейся вперед челюстью.

– Твоя подруга, Минна. Пока бедняжка мучилась от боли, фрау Кляйн забирала себе ее морфин и предавалась греховному дурману.

– Не может быть… Этого… не может быть.

– Боюсь представить, сколько лекарств недополучил ты, брат мой, из-за ее пристрастий. Что касается вас… – Он перекатывает черные шарики глаз на Герти, от пронзительного холода которых по спине бежит холодок. – Верю, неслучайно Бог привел вас в Собор Пресвятой Девы Марии, с первого положенного камня основанный нашим святым родом, коему принадлежит не только лишь корона Баварии, но и всей Британии. Однако, наше наследие уже давно оккупировано безбожниками, притворствующими носителями слова Господня. Догадываюсь, что сам Иисус, направляя на путь истинный, завел тернистыми тропами вас к нам. Паства у нас расширяется не часто, однако… – Он выжидает важную паузу. – Чтобы примкнуть, придется изрядно постараться. Готовы ли вы на изменения?

– Да, я понимаю, – бездумно отвечает Герти. – Ради веры я готова.

Подбородок единственного доверенного в этой комнате лица в удивлении опускается. Йонас определенно не представлял, к чему приведет его ложь.

– В таком случае, вы оба можете рассчитывать на укрытие в стенах храма. У нас есть свободные кельи. Герти, зайдите к сестре Тересии, она посвятит вас в правила нашей церкви и даст приличную одежду заместо этого. – Он обводит ее пальцем и с пренебрежением корчится. – Являться в этом в храм Божий – не что иное, как осквернение.

Девушка непонимающе оглядывает себя, чтобы убедиться в том, что она не потеряла ничего из своего гардероба: джинсы, лонгслив, футболка под ним, еще и дубленка сверху – нет, все типично. Да, местами дыры и кровь, но им же известно об аварии.

– Но в Мюнхене все так ходят…

– А вы желаете уподобляться большинству? – аж со смакованием спрашивает пастор. – Судный день уже грянул, а вознесения удостоится далеко не большинство.

Улыбается он пренеприятнейше, приподнимая одни лишь уголки губ.

По пути в крыло келий Йонас полушепотом, но сильно раздосадовано вопрошает:

– Зачем ты согласилась вступить в паству? Ты хоть понимаешь, на что подписалась?

– Все мы в одном шаре, Йонас. И лучше уж я буду с теми, до кого когти Крампуса дотянутся в последнюю очередь.