– Не собираюсь я его понимать!

– Но я прошу тебя, только ради меня потерпи его всего пару часов, они с братом поговорят с дедушкой, отобедают и уйдут, словно их здесь и не было, больше тебя никто не побеспокоит. Ну? Неужели дело только в этом? – в глазах промелькнуло беспокойство и явное желание поддержать подругу, заботится, даже если причину теперь устранить почти невозможно.

– Дело в том, что потом ты выйдешь за него и уедешь

– Да, но ведь от этого ничего не изменится? Мы также сможем видеться, я буду приезжать так часто, как смогу, вот увидишь, – девушка осторожно берёт в руки край платья и садится на угол кровати, рукой приглашая сесть свою собеседницу будто бы для обсуждения серьёзной темы, – послушай, мы ведь уже не дети, пора что-то менять. Когда-то даже слишком близким людям приходится разъезжаться, у нас впереди ещё много времени, ты и сама понимаешь, что его гораздо больше, чем у прочих, а быть с человеком, с которым пути случайно пересеклись и иметь возможность провести с ним остаток жизни, удаётся не каждому. Может, это мой последний шанс хотя бы быть любимой?

– У вас впереди будет вечность, которую я проведу в одиночестве с твоей подачи. Более чем уверена, что ты забудешь обо мне, как только покинешь эти стены.

– Что ты такое говоришь? Мы всегда будем оставаться друзьями, нас связывают более прочные узы, чем кровное родство, я бы никогда себя не простила, если бы оставила тебя. Ну? Пусть я и не часто это говорю, но дороже вас у меня никого нет, моё замужество ещё никакое не предательство, – заключает графиня и смотрит в самую душу пронзительным серьёзным взглядом.

На миг в комнате воцарилась тишина, казалось, Татьяна провела в раздумьях достаточно времени, и ожидать ответа от неё было невыносимо. Наконец она протягивает Софье бледную холодную ладонь и берёт её руку в свою:

– Хорошо, я поддержу тебя, если ты так уверена, что не пожалеешь о своём выборе, – после таких слов подруги на лице Софьи просияла улыбка, – спустимся вместе, посмотрим на твоего бедолагу и его ближайших родственников.

– Касаемо его брата, хотелось бы тебя заранее предупредить… – но договорить девушке не удалось, ведь раздался глухой скрип чуть приоткрытой двери. Следом за этим в проходе показалась Галина Сергеевна, мать старшей Овчинниковой.

– Софья! Я ищу вас по всему поместью! Вот-вот приедет граф, а ты шатаешься не пойми где! Тебя же сватаем, кого я ему покажу? Живо спускайтесь вниз, что же, на всё нужна рекомендация? – женщина выглядела строгой и чем-то обеспокоенной, в принципе, как и во всё обычное время, но, признаться, очень красивой, по крайней мере именно такой она была в молодости: такая же свободная и ветреная, от поклонников отбоя не было, да всё играла: на балах кокетничала, а предложений о замужестве не принимала, а когда время о браке пришло говорить стало слишком поздно и выбирать некого, поэтому теперь будущее дочери имело причины для беспокойства.

И матушка оказалась права – уже через минуту за дверями стали слышны грохот повозки и засуетившиеся домочадцы где-то на нижних этажах. Взявшись за руки, сёстры спешно спустились вниз, хотя и этот разговор нельзя было считать примирительным.

На самом деле, Татьяне было несложно дать шанс даже этим не самой приятной наружности людям, но то уже стало принципом. Для начала стоит посвятить читателей – кто же эти самые Кровенко, которых так не хотят принимать большинство представителей так называемого «света»?

Старший, Эдуард Феодосьевич – человек достаточно высокий, но складный, коротко пострижен по последней моде и одет, как это говорят, «с иголочки». Он вошёл самым первым, вежливо здороваясь со всеми его встречающими и широко улыбнувшись, первым делом протягивая руку Сергею Константиновичу. Глаза его серые и совсем не глубокие, но светились от искренней радости при встрече с хозяином имения, а может он просто хотел, чтобы эта радость таковой казалась – играть на публику для этого человека было обыденностью, а наглости и решимости ему не занимать, впрочем, как и красноречия.