– Владимир, Ваша любовь ослепила Вас. Я считаю, каким бы человек ни был, верить в него – не самая лучшая идея, никогда не знаешь, что у другого на уме, и против его воли все клятвы будут пустыми.

– Как Вы не правы! Уж простите меня, Глеб Дмитриевич. Что же Вы, никогда не верили и никогда не любили?

– Мне бы Вашу простодушность. Поверьте мне, я любил, и я верил, в моей жизни было много людей, которым я готов был доверить своё будущее, но это в один день сожгло меня дотла.

– Значит, это были не «те» люди, вы неразборчивы и рассуждаете очень неправильно, граф.

– Боюсь спросить, Владимир Владимирович, где Вы нашли свою Ангелину, раз считаете, что я не прав? – вопрос Глеб Дмитриевич задаёт только для того, чтобы сменить тему и уйти от неприятных рассуждений, всё-таки даже если Владимир и прав, он бы никогда не принял его позицию.

– Я вовсе не искал её, мы познакомились пару лет назад ещё будучи студентами. Можно сказать, что у нас были одинаковые взгляды на жизнь и на… будущее Российской Империи, – последние слова тот проговорил очень тихо, чтобы никто не подслушал их разговора, таинственным тоном, словно одержимый.

– Что Вы этим хотите сказать? Какие такие взгляды? – сам не зная почему, граф вздрогнул от одного намёка на то, что сейчас он оказался на тёмной улице совсем один с человеком, у которого чёрт знает что на уме: может он вне милости у государя? Тогда не миновать беды, увидь их кто вдвоём, другие «выходцы из света» найдут способ от него избавиться. По взгляду спутника Владимир и сам понял, что сболтнул лишнего и заторопился, словно собирается уходить.

– Не стоит так беспокоиться, вижу, вы приняли меня за одного из революционеров? Это не более чем мнение, которое мы держим при себе.

– Владимир, шутки с государством всё равно что игра с огнём. У Вас не будет и единого шанса против света, не принимайте опрометчивых решений.

– Не понимаю, в чём Вы меня подозреваете? По-вашему, я похож на анархиста? – судя по тону, слова графа задели собеседника, и он окончательно потерял всякое желание к этому диалогу.

– Чёрт знает, на кого Вы похожи!

– Глеб Дмитриевич, мы ведь похожи даже больше, чем Вы думаете, так к чему Ваше беспокойство? Мы оба не любим монархию, к тому же я сам за себя в ответе, и судьбы наши ничем не связаны.

– Что Вы такое говорите?! – возмущению не было предела, даже если сказанное дворянином было правдой, в которой он сам же и признался минувшим вечером. – Как бы Вы меня не втянули в какую-нибудь историю.

– А чего Вам бояться? Смерть нас давно не пугает, она идёт попятам, а Ваш авторитет на самом деле носит сомнительный характер, когда моего и вовсе не существует более.

– К вашему сведению, я ничего не боюсь и, если бы действительно захотел, давным-давно присоединился к анархистам… да даже к той шайке, о которой сейчас говорят все газеты! «Памяти Каталонии», так ведь?

– Даже так? Я считаю, это было бы очень серьёзным и опрометчивым поступком. Собираетесь играть с огнём, граф? Вы ведь сами говорили, что с моей стороны это безрассудство.

– Нет, я всё ещё в своём уме и не пойду на такой риск, – после долгого напряжённого молчания произносит Глеб.

Конечно, он бы никогда не стал делать что-то настолько серьёзное на спор, потому что самый настоящий трус, который боится в этом признаться. Да, он никогда не пойдёт против воли отца и своего воспитания, как бы он не ненавидел весь этот свет и от этого мнения не отступится. Но что-то в груди больно защемило от одной мысли, что подчиняется монархии он только из собственной слабости.

Что такое красота? Для некоторых она вся выражена в ярких цветах, приталенных пышных платьях, ровном стане, миловидных чертах лица, тоннах жемчуга на шее и длинных пальцах, чистом взгляде и, конечно, манерах, выраженных в каждом даже непроизвольном движении. Почему-то ради таких незначительных и, казалось, не самых приоритетных в жизни вещей некоторые готовы идти на самые крайние жертвы.