– Я согласна, однако, не думаете ли Вы, что слишком торопитесь? Нужно как следует всё подготовить, – проговорив это учтиво, но не без намёка, та переглянулась с Татьяной, давая понять настоящую причину такой просьбы.

– У нас ещё будет время об этом поговорить, пусть этот брак принесёт Вам только счастье! – перевела тему Галина Сергеевна, понимая всю неловкость данной ситуации. Следом за этим раздался звон бокалов.

Один лишь Илларион не то что не стал пить, но и отодвинул от себя бокал, выпрямившись и взглянув на своего брата. Как только в комнате воцарилась тишина, а бокалы были наполовину пусты, тот заговорил:

– Как Вы уже можете говорить об этой помолвке? Со смерти нашего отца и сорока дней не прошло. В ближайшие пару месяцев свадьбе не быть.

Первые секунды Эдуард молчал, только после чего прокашлялся и уже более тихо обратился к своему собеседнику.

– Мы уже с Вами это, кажется, обсуждали, и, если хотите, обговорим этот момент ещё раз, давайте не будем сейчас снова поднимать эту тему на семейном застолье: сейчас не место и не время.

– Не стоит беспокоиться, может действительно стоит отложить эту свадьбу до осени? – спрашивает Софья, а в глазах прослеживается явное беспокойство, – как бы сейчас не допустить ссоры.

– Да, Вы правы… нам с Вами некуда торопиться, – снова улыбнулся тот и опустил взгляд, по одному которому можно было понять, что неожиданный его приезд с братом, спешка со свадьбой и все эти разговоры – то, о чём им ещё предстоит поговорить наедине, а пока настала белая полоса и новая ступень в жизни для них обоих, ведь «вечной» настоящей любви не смогут помешать ни время до таких формальностей, ни недовольство ближайших родственников. По крайней мере, так считала сама Софья…

Постепенно земля покрылась разноцветными листьями, а температура медленно опускалась к нулю. Люди словно испарились с улиц, будто потеряли всякий смысл бесцельно гулять по аллеям и наполнять шумом и без того маленький городок: казалось, что это место и вовсе утихло – никто и не упоминал ни анархистов, ни слухов о свержении власти, словно забыли о том, что недавно их потрясло, а может и заставили себя забыть. В конце концов, даже о наиболее известных «Памяти Каталонии» не было и строчки в местных газетах, хотя раньше заголовки только и говорили о них. Эта «группировка» уже долгое время мелькала на глазах монархистов и при каждой возможности кричала о свержении власти, раздавала крестьянам свои сомнительные работы и угрожала нападением на крупное издательство, с которым не так давно связалась «Сиерра-Морена» (конечно, их стараниями, сотрудничество пришлось прекратить). Более того, о них до сих пор не было известно никакой информации: ни имён участников, ни мест, где бы они могли обитать. Одним словом, борьба с ними была настолько бесполезной, что даже казалась абсурдной.

Прошло достаточно времени с последней встречи Глеба Дмитриевича и его таинственного друга. Он никак не мог забыть их последнего разговора и почти совсем забросил пить, захаживая в кабак исключительно для того, чтобы найти Владимира. Однако, он будто провалился сквозь землю, возможно не справился с напором двух женщин или слишком занят личными делами. Впервые граф даже стал корить себя за то, что обошёлся с кем-то недостаточно обходительно. В конце концов он сумел договориться с обитателями кабака и выведать, где же живёт загадочный дворянин, который таковым даже не оказался, но из-за своей гордости так и не пошёл проведать его.

К общему беспокойству добавлялась Лизавета Дмитриевна, что не упускала ни одной возможности промыть ему мозги словами о морали и отчитать за откровенное безделие, что он смеет оправдывать «лёгким недомоганием».