Олеся подошла к окну и посмотрела вниз на проржавевшую детскую площадку во внутреннем дворике дома. Покрытый завесой дождя, будничный осенний пейзаж вздрогнул от оглушающего крика. Оконная рама соседской квартиры резко распахнулась, и на подоконнике появилась женщина в синем халате, усыпанном россыпью ромашек. Она пятилась и не переставала кричать. Словно что-то страшное толкало ее в бездну. Дождь покрывал ее голые плечи, оставляя от соприкосновения с тонкой кожей багровые раны, словно мелкие осколки стекла впивались в кожу несчастной. Кровь смешивалась с льющимися с неба потоками и текла струйками по рукам и груди женщины. Гримаса ужаса уступила место удивлению и тут же исказилась от боли. Не успела Олеся опомниться от увиденного и предпринять хоть какие-то действия, как серый пейзаж дополнили алые краски. Соседка лежала на спине, раскинув руки в стороны. Синий халат пропитался кровью, а невидимый художник разукрасил белые ромашки в красный цвет. Шея женщины была вывернута и обнажала белеющую сквозь багровое окропление кость. Обнаженные части тела под ударами быстро сменяющих друг друга капель тоже перекрашивались в оттенки красного, словно с погибшей снимали кожу.

Олеся вскрикнула и отпрянула от окна. Теперь все было тихо, и это невыносимо пугало.

«Куда запропастился этот чертов Константин Евгеньевич?» – Олеся не могла оставаться одна ни секунду больше. Она опрометью выскочила в так и оставшуюся открытой дверь, и бегом спустилась по лестнице с пятого этажа на первый.

Провидица распахнула двери, выходившие на проезжую часть улицы, и тут же отпрянула назад, схватившись за кисть правой руки. Промокшая рука болела и кровоточила, словно ее, великую грешницу, окропили святой водой.

– Что за…, – не успев подобрать нужное слово, Олеся уставила взгляд на мертвого Константина Евгеньевича, облокотившегося на дверь своего автомобиля, с кровавым месивом вместо лица. На помятой крыше машины лежал мертвый мужчина, почти раздетый. Он был похож на красный манекен, одетый в одни семейные трусы. Словно рысь, провидица понеслась по лестнице, перескакивая через степени. Вбежав в квартиру, она закрыла дверь на все имеющиеся замки, в кухне она взяла полотенце и перевязала рану, скривившись от боли. Ей начало казаться, что наступил момент прощания с собственным рассудком. Она вышла в прихожую и, облокотившись о стену, уставилась в зеркало, встроенное в шкаф-купе. Бледная, с растрёпанными волосами в длинном черном платье, обнажающем тощее декольте и длинные белые руки, с повязкой на правом запястье, – никогда она еще не была так похожа на колдовскую сущность, как сейчас.

Внезапно зеркало покрылось рябью. Олеся тряхнула головой, несколько раз моргнула и подошла ближе. Из зеркальной ряби высунулась рука мертвецки-серого цвета с длинными закрученными когтями, за ней высунулась вторая, и через мгновение появилась фигура, которой принадлежали эти руки. Мертвое тело женщины со сморщенной кожей, в длинной, по щиколотку, белой порванной рубахе перешагнуло порожек шкафа-купе и опустило набухшие почерневшие ступни на коричневый ламинат квартиры. Толстый рубец проходил через правую сторону лица и вытекший, залитый кровью глаз. Левый глаз был широко раскрыт, а синие тени, скопившиеся под ним, придавали взгляду сходство с глазами дикого, обезумевшего от ярости зверя. Обескровленные губы мертвеца скривились, обнажив кривые зубы. Длинные, растрепанные, местами сбившиеся в комки патлы падали на лицо и прикрывали исхудалые плечи и грудь. Чудовище вытянуло руки вперед и потянулось к впавшей от ужаса в апатию провидице.