– Так, – подтвердил Матвей.

– Ну вот. Где ж вы тогда столько их набрали? Значит, всё же стащили где‑то? – ухмыльнулся Юрий. – А говорите, нигде ничего не взяли.

– Ну да… Банки вот стащил, – кивнул старик.

– Ну вот видите. А зачем они вам, кстати? В металлолом сдавать, что ли, собрались?

– Может, и в металлолом.

– Вот то-то же! Так что, не надо, папаша, мне тут рассказывать. – И, назидательно помахав указательным пальцем, Юрий направился в дом, но потом остановился. – Кстати, – обернулся он к Матвею, – не примут их у вас в металлолом. Такую жесть не принимают, слишком тонкий металл, из него потом ничего не сделаешь. Так что, зря вы их… того… – И зять пошёл дальше.

– Дед, а правда, откуда у тебя столько банок этих? – поинтересовался Валерка. – Ты ж не стащил их.

– Да так… Нашёл как-то в лесу и домой вот принёс.

– А чего тогда дяде Юре так не сказал?

– Да он бы всё равно не поверил. Ладно, бог с ним, с дядей Юрой… Может, тоже в избу пойдём, а? – глянул дед на внука.

– Да светло ещё. – Валерка сел на табурет, на котором до этого сидел отчим. – Давай ещё посидим.

– Ну давай посидим. Пусть они там пока укладываются.

На деревню опускалась вечерняя прохлада. В наступивших сумерках угасли звуки дневной суеты, и только в нагревшейся за день траве по-прежнему звонко стрекотали кузнечики, а из-за того, что вокруг сделалось тихо, казалось, что стрекочут они как-то особенно громко. В стайке протяжно замычала Дочка. Амур, лежавший возле будки, вдруг вскочил и, подняв уши торчком, уставился в конец огорода.

– Кто там? – спросил его Матвей и ответил сам себе: – Кошка, наверное, ходит. Ладно, – старик поднялся с чурки и потрепал внука по голове, – пошли, а то потеряют нас с тобой.

Андрей с серьёзным лицом сидел в прихожей у окна, перед ним на столе стояла эмалированная кружка с чаем, в вазочке из синего стекла лежали пряники. После их посиделок с Юрием прошло уже дней десять. Тогда, на следующий день в понедельник, он на работу явился только к полудню. После того как Юрий ушёл, они с дружком Неустроевым Иваном продолжили гулеванить. Прошатались по деревне допоздна, домой Андрей заявился уже во втором часу ночи, ну и, естественно, наутро проспал. Однако с тех пор он капли в рот не брал.

Сейчас Андрей в обеденный перерыв заехал на мотоцикле к родителям занять денег и заодно пообедать. Матвей сидел тут же, за столом, вертел в руках коробок спичек.

– По старым бы временам тебя вмиг с работы турнули, а то и загремел бы за прогулы куда подальше, – сказал отец, искоса глянув на сына. – А нынче цацкаются с вами, как с дитями малыми.

– Бать, да ну ладно… хорош, чё ты… – сын болезненно поморщился и отхлебнул чая.

Клавдия молча что-то делала на кухне, брякала там посудой.

– Сказал же, не буду пить, значит, не буду. Всё, в завязке я! – Андрей решительно рубанул ладонью воздух. – С директором вчера говорили, обещал с понедельника на трактор вернуть. С двадцать пятого числа косить уже хотят начинать.

– Не рано?

– Так, нынче трава хорошо прёт. Теплынь да дожди – слава богу! Как на Собанцево-то ехать, где поля идут за сосняком, там, говорят, травища уже чуть не с метр вымахала.

– Ну, дай бог. – Матвей положил коробок на стол. – На тебя-то нынче можно рассчитывать? Косить-то.

– Бать, ну чего ты спрашиваешь, конечно. Только вы когда хотите?

Старик пожал плечами:

– По погоде будем глядеть, но не раньше Петрова дня, думаю.

– Ну и всё! Помогу. Да я трактором накошу, чего руками-то махать.

– Ладно, загадывать пока не будем, далёко ещё, сперва дожить надо. – Матвей встал, подошёл к ходикам, подтянул гирю. Спросил сына: – Сколько там на твоих? Наши, кажись, отстают.