Когда головокружение немного утихло, я накинула банный халат поверх короткой футболки, в которой спала, и вышла из комнаты.
Из ванной доносился приглушенный шум льющейся воды. Дверь в комнату родителей была распахнута, и оттуда в коридор второго этажа задувал прохладный ветерок. Проходя мимо, я украдкой заглянула внутрь. Пусто. Нахмурившись, я проследовала к лестнице.
В ожидании звонка от Сергея я совершенно выпала из реальности. Я не могла вспомнить, какой сегодня день недели, какое число. Почему кто-то из родителей, или они оба, дома? У них выходной? Отпуск? Больничный? Стресс из-за того, что дочь отказалась воплощать в жизнь их желания? Чтобы там ни оказалось, я хотела лишь одного – чтобы меня это никак не коснулось. Не хватало еще, чтобы они оба взяли отпуск, чтобы отправиться всей семьей в путешествие. Или что-то вроде того.
В мыслях невольно пронеслась картинка нашего совместного «отдыха». Я, мама и папа в гордом одиночестве развалились на шезлонгах на широченном пляже, покрытом почти белоснежным мелким песком. Позади нас раскинулись высоченные пальмы, среди которых спрятано небольших размеров бунгало. Впереди – бескрайний синий океан. У берега вода окрашена в светло-голубой цвет. В руках у каждого из нас по кокосу с трубочкой. И вроде все должно быть прекрасно, но… Мы кричим друг на друга, ругаемся. Я огрызаюсь с отцом, он отвечает мне тем же. Мама тщетно пытается нас разнять. С каждой секундой наши голоса становятся все громче и громче. В конце концов, отец в ярости швыряет кокос в океан, вскакивает и…
Я не заметила, как оказалась на первом этаже. Из кухни доносился дразнящий аромат свежей выпечки. Блинчики!
Я шагнула в кухонный проем и тут же столкнулась взглядом с мамой, облаченной в разноцветный фартук. На ее лице четко отразилось недоумение. Она слегка склонила голову набок и вскинула брови, не отводя от меня взгляда.
– Доброе утро, – голос надломился, и последнее слово я практически прошептала.
– Уже день, – заметила она.
– Я только проснулась. Для меня утро.
Мама отвернулась к плите, чтобы перевернуть на сковороде очередной румяный блинчик. На столешнице рядом с плитой стояла огромная миска с тестом, а на барном столике у окна – тарелка с небольшой горкой готовых блинов.
Я шагнула к кофеварке на другом конце кухни. На глаза попался полный стакан воды. Горло вновь обдало неприятной сухостью, и я судорожно схватила стакан дрожащими руками. Осушив его до последней капли, я с тихим звоном поставила его обратно на столешницу и принялась готовить кофе.
– Ты улыбаешься, – заметила мама, не повернув головы.
«Вот же черт!» – промелькнуло ругательство в мыслях. Я тут же убрала улыбку с губ, будто это могло что-то изменить. Словно, перестав улыбаться, я заставлю маму забрать свои слова назад, и мы забудем об этом разговоре.
С моей стороны было крайне неосмотрительно спускаться на первый этаж, зная, что кто-то из родителей дома. И чересчур глупо заходить на кухню, понимая, что там хозяйничает мама. Не думаю, что они настолько наивны, чтобы не понять причину моего внезапного прилива хорошего настроения.
Сергей связался с круглой дурой в моем лице! Я начала сомневаться, что смогу сохранить в тайне наши отношения.
Не ответив, я продолжила свои действия у кофеварки: открыла ящик над головой и достала кофе. Взяла мерную ложечку…
– Есть причина для твоей улыбки? – внезапно спросила мама.
Рука с ложкой дрогнула, и я рассыпала крупинки молотого кофе по столешнице.
– Я представила, как мы семьей поехали на отдых, – выпалила я первое, что пришло в голову. В целом даже не соврала.