- Поцелуй. Не делай вид, что забыла, - иронизирует Барский.

- Слушай, Мирон… давай не будем торопить события, - тараторю я, - давай я приеду из России и тогда…

Я осекаюсь, не зная, как лучше закончить фразу.

- И тогда поцелуешь? – подсказывает Мирон.

- Да! – выпаливаю я, хватаясь за спасительную соломинку, и лишь потом осознаю, на что соглашаюсь. – Точнее… я осмыслю все за прошедшее время и тогда… тогда мы решим, что делать.

- Ну-у, так дело не пойдет, - тянет Барский, но в голосе явно слышится улыбка. Он что, надо мной подтрунивает?! – То есть в Россию ты поедешь сейчас, а плата неизвестно будет или нет… И весь этот месяц я ни тебя толком видеть не буду, ни детей…

- Почему это? Я буду звонить по видеосвязи. И потом…

Договорить я не успеваю. Мирон вдруг вжимает меня в стену своим телом, стискивает руками талию и целует. От шока я цепенею и даже отреагировать не успеваю, а он уже сминает мои губы, скользит горячим языком в рот. От того, что он вытворяет, у меня колени от слабости подгибаются. Я уже и забыла о том, что кто-то может вот такую ласку дарить, а тут…

Из радионяни доносится истошный детский плач и я вздрагиваю всем телом. Отойдя от ступора, я все-таки выворачиваюсь из хватки Мирона и хрипло бормочу:

- Кто-то из детей проснулся… пойду укачаю…

И сбегаю позорно в спальню малышей.

Губы горят от поцелуя. Я даже сейчас ощущаю на них нежные и в то же время требовательные прикосновения. Руки дрожат, когда я поднимаю проснувшегося Ярослава, чтобы поскорее укачать до того, как следом проснется Арина.

- Тш-ш, маленький, все хорошо, мама рядом, - шепчу я и едва не роняю ребенка, когда за спиной вдруг раздается мягкий голос:

- Давай я успокою Яра, а ты пока чемодан соберешь. Ну или можешь просто отдохнуть. Кажется, тебя ноги плохо держали, - усмехается Мирон.

Я вспыхиваю. Вместо того, чтобы благородно сделать вид, что ничего не было, он наоборот припоминает!

- Хорошо. Успокой, - не возражаю я и вручаю Мирону плачущего сына.

Я не боюсь оставлять с ним детей, потому что Барский так ловко с ними управляется, будто всю жизнь только и делал, что за ними присматривал. Даже сейчас Ярослав быстрее успокаивается у него на руках.

Мирон переводит взгляд на меня и хитро усмехается:

- Иди, иди. Плата меня устроила. Так и быть, отпущу тебя повидать маму. Но, надеюсь, ты понимаешь, что с Игнатом тебе лучше встречи не искать.

При упоминании имени бывшего мужа меня будто током пробивает. До сих пор больно от его предательства, от того, что он даже не попытался выяснить правду, от него ли дети. Наверное поэтому мне так тяжело поверить Мирону как мужчине. Все время жду подвоха, удара в спину какого-то.

- Я не собиралась этого делать. Нам с ним обсуждать больше нечего, - твердо говорю я и, развернувшись, выхожу из детской.

Не хочу даже продолжать этот разговор. Игнат предал не только меня, но и детей – я это так расцениваю. Пусть будет счастлив с Альбиной, я не претендую. Главное, подальше от нас. Город большой, а общих знакомых у нас не так много. Район, где я присмотрела квартиру, самый обычный, делать там состоятельному человеку, привыкшему к элитному жилью, нечего. Уверена, что мы даже не пересечемся – я дальше местного парка гулять с близняшками не планирую.

Опускаюсь на кровать в своей комнате и шумно выдыхаю. Сгорбившись, закрываю лицо ладонями. Я окончательно запуталась. Сама себя не понимаю, не понимаю, что чувствую. И поцелуй с Мироном только все усугубил. Меня тянет к нему или это просто благодарность, обязанность? Надеюсь, что поездка домой все расставит по своим местам…