Рычу, притискивая жену к стене. Ее не держат ноги, она сообщает об этом с тихим счастливым смехом. В глазах дымка возбуждения и удивление. Будто у нее впервые такое. Подхватываю легкое тело на руки и тащу в одну из спален. Мне необходимо продолжение.

− Это не моя комната… следующая дверь, − шепчет, нежно целуя мое лицо.

− Какая разница, сладкая? Главное, что там кровать имеется, − рычу, удивляясь нотой ласки в своем голосе.

− Есть разница… эм−мм… я не успела выкинуть кровать из этой комнаты…

Я сразу понимаю, о чем она хочет сказать и делаю еще несколько шагов, к соседней двери. Сваливаю свою ношу на широкую кровать и встаю перед ней. Наконец, могу сорвать всю одежду с нее, а потом полюбоваться идеальной фигурой той, на которой женился месяц назад.

Этим и занимаюсь, не оставляя ни лоскута на теле любимой. А затем занимаюсь собой, снимаю все лишнее. Теперь я не такой дикий, любуюсь, ласкаю ее, уделяя внимание небольшим холмикам грудей, с яркими сосками, похожими на ягоды брусники.

Элина разглядывает меня, задерживая взгляд на тех местах, где шрамы от пуль и штык−ножа. На ребрах от операции. Парашют тогда раскрылся поздно, так об землю шарахнулся, что дух вышибло. Половина ребер в щепки. Врачи долго со мной возились, но вытащили.

− Не нравятся шрамы?

− Нравятся… просто интересно, откуда они. Ты много страдал, видимо, − Эля приподнимается и гладит мое тело ладонью, едва прикасаясь, жалеет. – Как ты вынес все это…

− Нормально. Это же не за один раз. Даже не за один год.

Беру ее запястья и валю любимую женщину на спину. Скрещиваю руки у нее над головой. Она отвлекает меня своей жалостью и исследованиями. Это все можно на потом оставить.

Сейчас хочу ее любить. Пока не почувствую, что пресытился. Пока жена не заснет, обессиленная.

− Мы забыли о защите, − вспоминаю вдруг, когда снова проникаю в теплое лоно.

− Не… важно… у меня дни безопасные… − объясняет сквозь стон.

А мне жаль. Надо выяснить, когда опасные дни и приехать снова. Чувствую, как коготки царапают спину и наращиваю темп.

Вскоре скатываюсь с хрупкого тела, боясь, что и так помял Элину. Она сразу переползает ближе, устраивая голову на моей груди. То целует, то играет порослью коротких темных волос, зарываясь в них пальцами.

− Все… тайм−аут… ты меня на атомы расщепил, − смеется, заглядывая в глаза. – А в горах растут незабудки или ромашки?

− Не знаю, − удивляюсь вопросу, − растут всякие растения, может и эти есть.

− Хм−м… проверим летом. Мы будем заниматься любовью на поляне, а потом я нарву незабудок с ромашками, и вплету их в твои волосы на груди. Они будут шикарно смотреться здесь.

Представил картину и рассмеялся. Странные порывы у женщины, которая только что занималась со мной любовью. Но я готов все терпеть, все ее причуды. Пусть вплетает, лишь бы рядом была всегда.

− Ну вот, рассмешила, а то у тебя такое лицо серьезное, − осторожно целует губы, боясь задеть рану. А я растворяюсь в растопленном шоколаде ее глаз.

Я люблю эту женщину. И вот как мне оторваться от нее, уехать за пять тысяч километров?