Тут дверь туалетной кабины открывается, и Девушка-Весна, улыбаясь, шагает ко мне навстречу. Выглядит согревшейся. Ровно через десять секунд из той же кабины выбирается правовед. Он воровато крадется к своей оставленной пастве, но выглядит очень довольным. Близость красотки Смерти во всяком пробудит животное. Ты больше не будешь прежним, даже если просто заговорил с ней. Допустим, просто похвалил её выбор в одежде – и всё, пиши пропало. А уж если тебе, чего доброго, выпала честь поцеловать ей руку, то можешь завтра не ходить на работу – лучше вместо этого начни привыкать быть самим собой. И чем больше ты сблизишься с ней, тем больше она тебе позволит, как и всякая подобная ей женщина. Но тем меньше останется времени, чтобы распорядиться вверенными тебе силой и мудростью, вот какая штука.
Из волос Девушки-Весны выпадают и катятся по полу несколько цветных бусинок. Чувствуется близость ноября. Беру с верхней полки сумку и направляюсь к выходу. Говорю же, странный был день. Впрочем, к концу полёта бытие, судя по всему, вернулось на круги своя. Значит, у меня ещё есть немного времени. Подали трап.
10. Теннисистка сердцами
У меня есть знакомая теннисистка сердцами. Играет мужскими сердцами в теннис. Кровь из них разбрызгивается, пачкая её мокрый белый топ. Её коротенькую белую юбку. Макроскопические алые брызги оседают на её загорелых голенях и сбитых коленях. Машина подаёт новые сердца, а теннисистка лупит ракеткой да вскрикивает одновременно гулким хлопкам. Отличный гейм, теннисистка сердцами. Но однажды и ты пропустишь удар.
11. Рецензенты
Вот посмотрел я «Левиафана» Звягинцева. Было довольно поздно, и я вскоре лёг спать. Утром выхожу из квартиры и вижу: на лестничной клетке моя соседка курит в великой задумчивости. Я даже «здравствуйте» не успел сказать, а она мне:
– Знаешь, Серёжа, какой вопрос я бы задала господину Звягинцеву?
– Нет, – говорю, – Галина Олеговна. Не знаю.
Она молча смотрит в окно на мусорные баки. Я думаю, что разговор окончен, и уже прохожу мимо, но тут соседка резко поворачивается ко мне и с жаром выпаливает:
– А такой! За что ты, господин Звягинцев, так Россию не любишь? Или не родина она тебе, как и исполнителю заглавной роли, теперь уже канадскому гражданину Серебрякову? Как же ты родную свою мать в голом неприглядном виде на показ, на посмеяние?! А запад ликует, номинирует – вот успех-то!
Я, признаться, немного опешил. Но улыбаюсь.
– Интересный вопрос, – говорю. – Даже не представляю, что Звягинцев бы вам ответил.
– То-то же, – снисходительно ухмыляется соседка.
– Хорошего дня, – говорю. – Пойду.
Думаю, что за ерунда. Выхожу из подъезда. Через дорогу вижу (как и каждый день) Спасо-Преображенский собор с золотыми крестами на чёрных куполах. На его ограде рассажены двуглавые орлы. А возле подъезда у нас дворник снег чистит.
– Доброе утро, – говорю, – дядя Коля!
Он своей лопатой везёт прямо на меня целый сугроб и рычит:
– Добрей видали! Я тут вчера решил посмотреть фильм, который, судя по сообщениям российских СМИ, получает какие-то европейские награды и даже претендует – подумать страшно – на «Оскар»! Захотелось, видишь, порадоваться за наше российское кино!
Я едва успеваю отскочить в сторону, но улыбаюсь. Всегда улыбаюсь, когда дядя Коля так мудро говорит.
– Ну дядя Коля! – говорю. – Вы чего? Я же не против совершенно.
Дядя Коля сбрасывает снег на газон и поясняет мне с глубоким пониманием вопроса:
– Режиссёр повествует об ущербной вымирающей глубинке с живущими там дегенератами! Дегенераты – абсолютно все герои всех слоёв общества, постоянно употребляющие водку в неограниченных количествах…