– Вшивых у нас нет! – возмущённо произнесла Алевтина. – Или ты, Ерофей, про своих вшей говоришь?

– Боюсь я к ведьме идти, барин, – признался Ерошка, но Ржевского это не тронуло. Поручик ещё с утра решил, что с крепостными надо построже, ведь дисциплина-то хромает! А теперь мало того, что у баб обнаружились секреты от барина, так ещё и конюх не слушается!

– Ничего, пойдёшь, – сказал Ржевский. – Я тебя в обиду не дам.

Ерошка понурился, но тут подал голос Петя:

– Я могу сходить с Александром Аполлоновичем. Я ведь тоже в сапогах.

– Вот! – встрепенулся Ерошка. – Пускай барчук идёт. А я за барышней присмотрю.

– Мне кажется, – продолжал Петя, обращаясь главным образом к Тасеньке, – что в лесу от меня будет больше пользы, чем здесь. Если вы согласны с этим, Таисия Ивановна, то предлагаю Александру Аполлоновичу свои услуги. Я хочу быть полезным.

Для Тасеньки это предложение стало приятным сюрпризом. И не столько потому, что позволяло избавиться от общества Пети, сколько потому, что сам этот «бобрёнок» благодаря своему поступку внезапно возвысился в её глазах.

Ржевский истолковал происходящее именно так, ведь Тасенька взглянула на «бобрёнка» благосклонно, а затем просительно посмотрела на поручика:

– Может, это действительно лучше? А ваш конюх пусть со мной останется.

– Ладно. – Поручик отмахнулся. – Всё равно, кто пойдёт. Мне главное, чтобы вдвоём, ведь если Полуша там, то одному мне нести её сюда тяжеловато. Для носилок нужны вторые руки.

– Я готов. – Петя одёрнул свою крестьянскую рубаху, а Тасенька, оставаясь всё такой же приятно удивлённой, сказала:

– Я вам очень признательна, Пётр Алексеевич. И я, право, не ожидала, что вы будете готовы принять живое участие в судьбе крестьянки, вам не знакомой.

Петя с достоинством кивнул:

– Всякий порядочный человек предложит помощь, если видит, чем может помочь. К тому же я стремлюсь следовать совету Канта: поступай так, чтобы каждый поступок можно было возвести в правило.

Упоминание Канта тут же свело на нет всё впечатление, произведённое на Тасеньку, но Петя, кажется, этого не заметил.

«И ведь неплохой парень, – вдруг подумал Ржевский, – но своим Кантом он кого угодно допечёт».

– Барин, пожалуйте сюда рублик, – меж тем произнёс Щербина, подставляя ладонь.

* * *

«На кой чёрт Полушка к знахарке ушла и меня не спросила?» – думал Ржевский, пробираясь меж ёлок и берёз по тропинке, едва заметной в лесной траве. «Ясное дело – по дурости», – продолжал рассуждать поручик, но избегал думать о том, что эта дурость может обойтись Полуше слишком дорого.

Мальчишка-провожатый уверенно шагал вперёд, иногда оглядываясь, чтобы посмотреть, успевают ли за ним оба барина, и Ржевский тоже иногда оглядывался, чтобы проверить, здесь ли Петя. Младший Бобрич мог заблудиться, ведь он, кажется, давно не бывал в русских лесах.

Любая разлапистая ветка, росшая на уровне Петиного лица, становилась серьёзным препятствием. «Бобрёнок» каждый раз заново изобретал способ поднырнуть под неё или отвести в сторону, а если попадал в паутину лесного паучка, то и вовсе останавливался, неумело обирая с себя белые ошмётки.

Первые четверть часа шли молча, но затем Петя, освоившись и больше не задерживаясь по каждому пустяку, решился завести беседу.

– Александр Аполлонович, позвольте с вами серьёзно поговорить.

– О чём? – спросил Ржевский через плечо.

– По дороге в вашу усадьбу у меня было время подумать. И я пришёл к выводу, что нам с вами надо подружиться.

– Юноша, – ответил поручик, даже остановившись ради этого и глядя собеседнику в глаза, – я, конечно, благодарен за то, что сейчас вы мне помогаете, но для дружбы этого мало. И слово «надо» к дружбе плохо идёт. Дружба по принуждению не возникает. – Ржевский двинулся дальше по тропинке.