В комнатах было тихо. Подковин с удовольствием ел длинную лапшу, круглую, вроде макарон, называемую по-японски «удон», и «скияки» – особенно вкусно приготовленное мясо курицы.

– У японских женщин – тонкое обращение. Ни капризов, ни требований. А какие чистюли!..

Тихон взглянул в глаза японке. Ее веки приподнялись только на мгновение.

– Откровенно говоря, я не предполагал, что в Японии есть такие красавицы.

Хозяин разразился громким смехом.

– Их там до черта и на любой вкус. Когда ко мне по этому «женскому вопросу» приходил японец-комиссионер, то я сказал ему: первое – стройная и высокая, второе – продолговатое лицо и маленький рот, третье – нос прямой и узкий, четвертое – чтобы не скуласта… Записав мои требования, японец процедил сквозь зубы: «корошо», а через десять дней на пороге своего дома я увидел прекрасную Сашу-сан. Как видишь, заказ был выполнен в точности. Здесь с приобретением хозяйки очень просто… Оставайся! Дело найдем. И ты по контракту обабишься.

– По контракту?

– Замечательный обычай. Подписали бумагу на год или на два – и живите. Мне Саша-сан очень дешево стоит: двести сорок рублей в год. А я за десяток тысяч иен не отдам ее. Правда, Саша?

Японка улыбнулась и слегка провела рукой по прическе.

– Готовит вкусно, говорит по-русски и по-английски. Она мне все бумаги с иностранцами оформляет, за переводчика служит. Играет на японских трынкалках. Деликатная душа!.. Перемены в моих настроениях она в один миг улавливает. Подожди, за кофе я тебе все разъясню.

Лыков лег на спину, вытянулся и сказал:

– Позови еще девушку. Пусть потанцует…

После ужина он начал пить ликер, подливая его то в чашечку японки, то в рюмку Тихона. Лыков улыбался и часто гладил по щеке свою содержанку.

– Экономика – большое дело! – подмигивая Тихону, говорил он. – У Японии сейчас всего-навсего один товар для экспорта – женщины. Мосуме [2 – Мосуме – женщины.] вывозятся в иностранные публичные дома.

– Дикость! – воскликнул Подковин.

В эту минуту вошла маленькая, красивая, с пухлыми щеками японка и, упав на колени посредине комнаты, низко поклонилась.

– Кон-бан-ва, моя весна, белый цветок вишни, – приветствовал ее Лыков. – Иди сюда, я загляну в твои глазки. Ты стройна и гибка, как молодая березка… Познакомься. Это – Тихон-сан, наш будущий солдат.

– Сордата? – удивились женщины.

– Да, солдат… Путь он знает, что воевать в Японии будет не скучно. Там много-много очаровательных мосуме.

– Зачем война?

– Ха-ха-ха-ха… Я напугал вас? Нет, это не солдат, а будущий министр юстиции. У нас на этот счет скоро…

Пока хозяин разглагольствовал, гостья про себя твердила: министр юстиции, министр юстиции…

– Садись к нему ближе, и он увидит, что у тебя самые изящные ножки и самые тонкие пальчики в мире.

Японка ползком приблизилась к ногам Тихона. Он с отвращением отвернулся.

Хозяин, словно ничего не замечая, продолжал:

– Моя Саша-сан – бережливый человек… Честно работает, а скопит тысячи полторы иен – бросит меня, уедет на родину и станет плодовитой матерью…

– Врешь. Не надо мне твои деньги. Я буду служить тебе и твоей жене всю жизнь. Ты злой!..

Из-под ресниц Саши-сан показались две крупные слезы.

– Какое искусство! Разыгрывает влюбленную!..

– Тихона-сан! – воскликнула японка. – Я люблю его, а он не верит. Мое сердце болит, болит… Когда делали контракт, то я думала – он старик. Меня заставили… Нас многое заставляют делать… Без него я убью себя.

Саша-сан зарыдала. Гостья, придвинувшись к ней, обняла ее. Подковин молча разглядывал японок.

– Как ты смотришь на мою домашнюю жизнь? – пытливо спросил его Лыков.

– Баловство, – процедил сквозь зубы Тихон. – Сплошное похмелье у вас. Ведь можно жениться и на русской девушке…