– В точку сказано!.. – Лыков тряхнул головой, – На Руси много невест. И в моем глазомере они есть. Например, Валя Инова.

Тихон вздрогнул, выпрямил ноги и подтянул под бок подушку.

– Прекрасный человек, редкая девушка, красавица.

– Вот и сватались бы, – почти со злобой сказал Подковин.

– Бесприданница! Отец – служащий. Сколько с нею? Какая-нибудь тысяча, много – две.

Подковин рассмеялся.

– А про человека-то опять забыли? Да ей цены нет!..

Хозяин приблизился к гостю, чтобы налить ему ликеру.

– Оставайся здесь. Мы наворочаем с тобой делов. А осенью женишься… У меня есть невеста. Дочь миллионера. Молодая, красивая, интересная, образованная. Такая же музыкантша, как и Валя. Ищет себе в мужья молодого чиновника, а не купеческого сына.

– Осенью мне на призыв, – уклончиво ответил Тихон.

– А-а-а… жаль, – протянул Лыков. Взор его потускнел, на лице отразилась усталость.

Во все время разговора мужчин Саша-сан зорко следила за Лыковым. Заметив резкую перемену в его настроении, она присела к нему и тихо спросила:

– Ты что? У тебя какое-то дело плохо прошло? Не удалась сделка?

– Да, милая Сашенька. Сорвалось. Нашел человека, вот, кажется, твой – и нет его, – сказал упавшим голосом Лыков. – Досадно… Давай, милочка, сыграй, а Вишня-сан станцует.

Тихон недоумевающе смотрел на японку и Лыкова. Саша-сан приготовилась подняться, щеки ее были покрыты румянцем. Увлажненные глаза смотрели мягко, а в углах губ залегла добрая улыбка. Тихон потянулся к Саше-сан, а она стала около него во весь рост, поправляя кимоно.

«Нет, это редкая красавица», – подумал он, и, когда Саша-сан отошла от столика, он повернул голову к Вишне.

– Боже мой, как намалевана, – шепнул он себе под нос и едва удержался от брезгливой гримасы.

Саша-сан стала играть на японской гитаре. Дребезжащие, унылые звуки какого-то разорванного на мелкие куски мотива ударяли по сознанию Тихона, но не раздражали. Он силился уловить мелодию и не мог.

«Как дым ощутима, а неуловима», – подумал он.

Лыков подлил себе коньяку. Тихон пил ликер. Вишня— сан танцевала, медленно разводя руками и покачивая телом. В слабом освещении бумажных фонарей японка, одетая в длинное голубое, с крупными белыми цветами кимоно, казалась подвыпившему Тихону воздушной, случайной. Танец и музыка утомили его.

«Красота у японцев все-таки есть: в музыке, в танцах… Но не в нашем характере они. У русских при пляске человек ходуном ходит… Варю бы им сюда», – мелькало в голове Тихона.

От ликера ему стало вдруг дурно. Он вскочил и выбежал в коридор. При его появлении от вешалки отошло три человека: слуга-китаец и двое незнакомцев. Китель Подковина с развернутыми полами покачивался.

– Что за чертовщина… Как они любят медные пуговицы!

Слуга подхватил Подковина под руку и вывел на крыльцо. Прохладный ветер овеял лицо Тихона, и у него закружилась голова. К нему подбежала Вишня-сан со стаканом сельтерской воды. По знаку Лыкова она повела Тихона в приготовленную ему комнату.

– Будем спать, мой русский богатырь, – сказала она.

У двери Подковин остановился и поставил Вишню-сан против себя.

– Я очень благодарен тебе, Вишня-сан, за танцы и ласку.

Японка прижалась к груди Тихона и, легонько толкая его в комнату, шептала:

– Я люблю тебя, мой богатырь… Ты очень сириный. Я люблю сириный, крепкий…

– Спасибо, до свидания… Иди домой спать, иди домой.

Девушка только сейчас поняла, что молодой мужчина отстранял ее. Смутившись, она опустила голову и, втянув в себя воздух, пробормотала:

– Сай-о-нара, кон-бан-ва…

Как только Лыков и Тихон заснули, обе женщины удалились в гостиную, захватив с собою китель Подковина. Опорожнив карманы, они начали рассматривать бумаги. Саша-сан, обмакнув кисточку в тушь, красивыми иероглифами записала на тонкую бумагу: