Дышалось ему тяжело, особенно из-за жары, а вентилятор заклинило. Лёгкий ветер сдавал его попытки скрыть проплешины на лобной части, зато густо росли брови. Одна деталь: росли они вперёд.

– Что ты несёшь, твою мать?

Ани-Мари сгорала от ненависти. Жабье лицо нотариуса скуксилось, щёки затряслись, а руки нервно подправляли тугой галстук. Я нежно коснулся костяшек сестры.

– Просто повторите, что вы сказали, – чуть более обходительнее я говорил с нотариусом, – но менее юридическим языком.

– Рената Велки, – пробежал взглядом нотариус по листу, – завещает квартиру по адресу…

– Проще, – подталкивал я его.

– Квартиры усопшей переходит Томашу Плетихе. А тело оставить на улице Вечнозелена, тринадцать.

– Когда вы подписывали с ней документы? – кричала Ани-Мари.

– Какого чёрта вы вообще имели дело с ней? – усмехался я, скрещивая руки на груди.

Пот со лба нотариуса сносился обдувом вентилятора куда-то вбок.

– Я просто выполнял работу, – оправдывался он.

– Отдать квартиру «Целом», – не могла поверить Ани-Мари.

– Оставить тело в центре «Порога»? – спросил уже я.

– Если мы, в наших обстоятельствах, не будет подписывать подобные изъявления, то мы останемся без работы, – снимал с себя обвинения нотариус.

– Ваша задача соблюдать законодательство Злитчедом.

– Мне казалось, ваша профессия подразумевает держать пульс на теле общественности, Макс Велки, – подкалывал меня нотариус.

– Что вы имеете ввиду?

– Поправки в конституции подразумевают, что теперь мы имеем право под наблюдением лечащего врача подписывать любые документы. Но даже этот пункт не подходит под данную ситуацию.

Я облокотился на спинку кресла, поглядывая, как у Ани-Мари подрагивает глаз. Мне показалось всё это настолько сумбурным, идиотическим, что невольно вырвался смешок, возмутивший всех сидящих в кабинете.

– Я же вашу контору прикрою, – издевательски я обращался к нотариусу.

– Только не нужно пустых угроз, Макс Велки, – взъярился нотариус.

– Вы подписали документы с сумасшедшей.

– Макс, – шикнула в мою сторону Ани-Мари. – Побойся Бога.

– Она недееспособна. Была. Клинически. Помимо помешательства – развивающая деменция.

– Мы подписывали документы с человеком, который осознаёт свои действия.

– Она вряд ли когда-либо осознавала свои действия, – слова нотариуса вызывали у меня приступ смеха.

– Но это не было подтверждено врачом.

Нотариус тыкал в документ, лежавший в его руках.

– Её подпись.

Он перевернул лист.

– Её подпись. Моя заверенность. Даже если вы захотите что-либо написать про меня, Макс Велки, то вряд ли у вас выйдет что-либо стоящее.

– Кто говорил, что я буду писать про вас.

– Ах, да, – иронизировал надо мной нотариус, – вы ведь теперь на пыльной полке, верно?

Улыбка сошла с моего лица.

– Не переходите на личности, – я заикнулся. – Как вас, кстати?

– Это её решение.

Это сказала Ани-Мари. Я обернулся в непонимании. Даже отчаянии. Отпустив голову на урну, которую она слабо покачивала из стороны в сторону, Ани-Мари сжимала скулы, а глаза были на мокром месте.

– Сколько у нас есть времени забрать вещи? – будто в пустоту обращалась Ани-Мари.

– Две недели.

– Спасибо.

Чуть не перевернув стул, Ани-Мари рванула к выходу, гулко хлопнув дверью. Мы переглянулись с нотариусом.

– Что ж, – растеряно бубнил нотариус. – Мне лишь нужна ваша подпись.

Я схватился за ручку, чтобы быстрее закончить этот нудный день и оставил кляксу вместо подписи.

***

На улице картина совсем помрачнела: по безлюдным тротуарам ветер гонял пакеты, а сектанты спрятались в стенах церкви. Лишь Ани-Мари ждала, когда я закончу.

Увидев, как я открываю пластиковую дверь, она приподнялась с капота и обогнула машину. Теребя дверь, она безучастно смотрела на меня в ожидании, пока я не подошёл вплотную к машине, ложась на крышу.