Капитану понравилось. Поставили на голосование и приняли единогласно это предложение. Часа не прошло, как матросы, с не меньшим азартом, чем штурмовавшие Зимний дворец и сбивавшие царский герб их предшественники, сняли с бортов судна слово «Ильич», а с трубы – знак «серп и молот». Пока стояли в порту, никто изменений не замечал, а как пошли в обратный путь на подходе к Волжскому шлюзу капитан запрашивает:
«„Святой Владимир“ подходит снизу, прошу шлюзования».
«Какой такой „Святой Владимир“? – Спрашивает диспетчер шлюза. – Что за судно? Кому принадлежит?»
«Судно принадлежит Северо-Западному пароходству», – отвечает капитан.
«Нет такого судна в реестре СЗРп, – отвечает диспетчер. – Если судно частное, прошу оплатить шлюзование согласно тарифу».
«Наше старое название „Владимир Ильич“, – отвечает капитан. – Название судна два дня назад изменили и в реестр ещё не внесли изменение».
«Ну, если „Владимир Ильич“, тогда заходите в шлюз. Подходите к стенке, камера готова».
От этих слов капитан невольно икнул и отдал команду готовиться к шлюзованию. Так мы и шли по всем шлюзам до самого Ленинграда, объясняя изменение названия, пока не ошвартовались у «Речного вокзала». Туристы покинули судно, а утром новая партия туристов стала прибывать на «Речной вокзал». Мечутся по причалу в поисках судна «Владимир Ильич», ан нет такого. Есть «Святой Владимир», но в путёвках-то написано, что судно должно называться «Владимир Ильич». Стали они звонить в турагентство, а и там недоумевают. Связываются с диспетчером пароходства, – тот и сам ничего не понимает. Ну, вызвали капитана в пароходство объяснили, что к чему, и вернулся он на судно чернее грозовой тучи.
«Боцман, – говорит, – доставай всё, что сняли, и устанавливай на место. Да, „Святого“ закрасить не забудь. Будем под старым названием ходить».
Такая вот история, а я, как человек верующий, пожелаю именинникам Божьего благословения во всех их делах и крепкого здоровья.
Тост
Выпили, закусили, да принялись судачить, где кто был в эти дни великих перемен и что делал.
– А я вам так скажу, – поддержал тему разговора Валерка, – если есть у человека крепкий корень, есть убеждения, то никакой ветер перемен не заставит его изменить себе и на ходу переобуваться. Я тоже в те дни, как и сейчас, находился на судне. Ещё в начале августа пришли мы на рейд турецкого порта Измит, да и зависли на якорной стоянке по причине неуплаты портовых сборов. Для компании, конечно, убытки, что судно простаивает, а нам как бы и в радость. Первую неделю занимались приведением судна в порядок. Шкрябали палубу, красили, а как краска закончилась, так и делать стало нечего. Купаемся, загораем. Курорт, одним словом. Так привыкли и осмелели, что стали до берега вплавь добираться, да по пляжу гулять, пока один раз не наткнулись на военных с автоматами, контролирующих береговую линию. Без суеты надели ласты, и зашли в воду. Погранцы даже не обратили на нас внимания. Пронесло, одним словом.
Числа пятнадцатого августа поставили нас под выгрузку. Вечером восемнадцатого подхожу я к радисту. Что, спрашиваю, не было ли мне какой весточки из дома? Жена всегда поздравляла с днём рождения. Нет, говорит радист. Передатчик в порту выключен, а на приём никаких телеграмм не было, даже служебных. Ночью выгрузка закончилась, и мы перешли на Стамбульский рейд в ожидании дальнейших распоряжений, а утром девятнадцатого августа услышали про переворот в нашей стране. Собрал капитан весь экипаж в салоне и говорит: «Пришло распоряжение следовать в свои воды. Я не знаю, какая сейчас обстановка в стране и чем всё это закончится. Сейчас на борт прибудет агент и привезёт деньги. Все получат зарплату и выезжают на берег. Увольнение до шести вечера. В восемнадцать часов катер агента будет ждать вас на причале. Отход в девятнадцать часов».