– Да Игорь это, дружок её с детства. Я знаю его, хороший паренёк.
– То-то и оно, что хороший. Хорошие да ласковые очень быстро в постели оказываются. Девка у тебя видная. При богатой матери-то лакомый кусочек. Хап! Была девка, стала бабой.
– Что вы, Матрёна Яковлевна, мала она ещё для такого, шестнадцать всего исполнилось.
– Ха,«всего»! Самый сок, Софья, самый сок.
Как оказалось, заронила-таки Матрёна зерно сомнения в сердце матери, и однажды, когда в половине одиннадцатого ночи дочь вернулась домой, мать встретила её у порога.
– Ты знаешь, который час?
– Да, мам, автобус задержался, аж ноги чуть к асфальту не примёрзли. А что? Случилось что-то?
– И ты ещё спрашиваешь!? ПОКА ещё ничего не случилось, но может случиться!
– Да что может? Игорь меня до самой двери проводил.
– Вот именно, Игорь! Сегодня – до двери. А завтра?
– А что – завтра?
– А завтра – до кровати! Ты что, действительно наивная или притворяешься?
– Мама! Говори открыто! Что за манера изъясняться намёками? Я достаточно взрослая, чтобы понять тебя.
На Софью Михайловну смотрели потемневшие серые глаза, холодные и упрямые. Мирослава поняла, о чём никак не решалась сказать мать, но терпеливо ждала.
– Случится то, что ты преждевременно принесёшь в подоле! – уже кричала мать!
– А если принесу?
Софья Михайловна в пылу своего гнева не заметила, что дочь снизила голос почти до шёпота, явного признака крайней степени агрессивности.
– Я выгоню тебя из дому!
– Как выгнала папу?..– Мирослава аккуратно повесила пальто на плечики и повернулась к матери. – Чем измеряется твоя любовь, мама? Размерами дохода от твоей парикмахерской? А такие неудачники, как мы с папой, в твою любовь не вписываются?
– Да как ты смеешь!? – Софья Михайловна с крика перешла на визг.
– Ты права, мама, я ничего не смею, я материально ещё слишком завишу от тебя. Но, если ты ждёшь моих извинений, ты их не дождёшься!
Закрывшаяся дверь в комнату Мирославы поставила точку в их разговоре.
– Папа, я принесла тебе кусочек мартовского солнца! – с радостным восклицанием влетела в больничную палату Мирослава, но тут же споткнулась, как будто кто бросил ей под ноги огромный булыжник. Кровать, на которой последний месяц лежал отец, была аккуратно заправлена.
– Игорь, – растерянно оглянулась девушка, – а где папа?
Парень стоял, низко опустив голову, стараясь не смотреть подруге в глаза. Он сразу всё понял. В палату вошла нянечка, чтобы забрать из-под кровати утку.
– Нянюшка Оля, ты не знаешь, почему нет папы? Его перевели в другую палату? – Мирослава упорно не желала понимать, что отца больше нет, что она никогда больше не увидит его живым.
– Доченька, разве тебе никто не говорил, что земелюшка притягивает к себе больных раком весной либо осенью? Горемычная ты моя… Ну, иди, иди, тебя доктор ждёт. Игорь, помоги Славушке, помоги, не оставляй её… Видимо, у Петровича, кроме дочери, и не было никого, только о ней и говорил. Идите, Илья Ильич все необходимые документы для похорон вам отдаст.
Нянечка говорила о случившемся спокойно, ласково, привычно. За много лет работы в онкологическом отделении она всякого насмотрелась, и место боли в душе от каждого ухода больного в мир иной заняло лишь сочувствие родственникам.
Заведующий отделением Илья Ильич, худенький, суетливый, поминутно поправляя очки, приготовился к встрече с Мирославой основательно: на случай обморока на столе стоял пузырёк с нашатырём. Он заполнил уже все необходимые справки, когда в кабинет вошла внешне спокойная девушка в сопровождении своего неизменного спутника, такого же спокойного, как и она. Приняв из рук доктора файл с документами, Мирослава тихо спросила: