Порочный Контракт Анна Ковалева
1. Пролог
— Юлиана, прекращай выделываться, — звучит властный, циничный, насмешливый голос, от которого у меня по телу начинают бегать мурашки. — Это тебе все равно не поможет. Раздевайся! Покажи уже товар лицом.
— Нет, пожалуйста, не надо. Не заставляйте меня это делать. — отчаянно помотала я головой. Стало очень страшно. До безумия, до темноты в глазах, до остановки сердца.
Сознание отчаянно сопротивлялось, не в силах принять ужасающую реальность. Из-за предательства подруги и, по совместительству, коллеги я стала продажной девкой. Она подставила меня, обманула. Использовала мои документы, чтобы подписать порочный контракт, а потом смылась.
А на моей шее теперь висит огромный долг, который нужно выплатить. Или отработать те услуги, которые упоминались в бумагах. Но платить мне нечем, а деньги, переведенные за контракт, ушли в совсем другой карман.
И доказать я теперь ничего не могу. Бумаги оформлены на мое имя. На них стоит моя подпись. И подделана она так хорошо, что даже я не могу найти отличия. Хотя точно знаю, что не могла подписать этот документ. А Машка отключила телефон. Наверное, уже и из города свалила вместе с деньгами. А расплачиваться теперь мне.
— Не надо, прошу вас. Я не брала ваших денег, я же говорила. Ищите настоящую виновницу и заставляйте ее отрабатывать.
Я хватаюсь за последнюю соломинку. Пытаюсь убедить мужчину в своей невиновности. Ведь можно же проверить счет, куда ушел перевод, провести графологическую экспертизу.
Можно, но никому это не нужно. Кроме меня. А Горецкому, судя по всему, все равно кого трахать. Перед ним стою я, а деньги уже ушли. Лишняя морока ему ни к чему. Ему нужно взять свое.
— Хватит дурить мне голову, — раздраженно шипит он. — Ты сама видела документы. Там твое имя. И подпись тоже твоя. Все совпадает с твоими паспортными данными. Счета я проверять не буду. Мало ли, кому ты их перевела для прикрытия. Чтобы и деньги урвать, и отвертеться от контракта. Не делай из меня дурака! Эти песни про подставу мне знакомы. На такую дешевую удочку я не клюну. Раздевайся!
— Нет! — выкрикиваю отчаянно, из последних сил. Пячусь назад до тех пор, пока не натыкаюсь на стену, которая становится единственной моей опорой.
Горецкий молчит долго. Сверлит меня своими темными глазами. Потом тянется к бутылке, стоящей на столике. Плескает в пузатый бокал немного жидкости. Смакует ее, отпивая глотками. И снова смотрит на меня.
— Значит, так. Юля. Если ты не дура, то поймешь с первого раза.
Я киваю, трясясь от страха. В голосе мужчины звенит сталь, отчего моя кровь буквально стынет в жилах.
— Я устал от твоих игр. Так что завязывай. Не хочешь отрабатывать — возвращай бабло и вали на все четыре стороны. Свободна как ветер. Принуждать не буду.
— Но у меня нет этих денег. Я их не брала. В сотый раз повторяю.
— Оставь эти сказки для своей бабушки. — оскалился он, недобро усмехнувшись. —Раз не хочешь возвращать, то у тебя два выхода. Первый — ты отрабатываешь свой контракт. Все до последнего дня. А второй… Я продаю тебя Романову, и крутись как хочешь. Там тебя тем более слушать не будут.
— Кто такой Романов? — выдавила заплетающимся языком. Потому что чувствовала, что альтернатива будет еще хуже.
— Вадим Романов — владелец сети борделей. — усмехнулся Горецкий. — Элитных, конечно. Но легче тебе от этого не будет. Ты даже не представляешь, как много извращений скрывается в сознании мужчин с тугими кошельками. Ради воплощения их в жизнь они готовы платить сотни тысяч. Только вот девчонок после таких развлечений потом собирают по частям. Я знаю, о чем говорю, поверь. Так что лучше тебе не нарываться.
Мамочки! Я прикрыла глаза, чувствуя как ускользает сознание. Бордели, Господи, он меня угрожает отправить в бордель. Что может быть хуже?
— Так что выбирай, Юлиана. Или ты спишь со мной, или пропускаешь через себя толпу мужиков. И очень повезет, если они будут без изуверских наклонностей. Так что хорошо подумай.. Только недолго. Я не собираюсь ждать вечность.
Целых пять минут я стою в нерешительности, кусая губы от отчаяния. А потом отлипаю от стены и подхожу к креслу, в котором развалился мужчина. Думаю, в моей ситуации выбор очевиден. Вернее, это выбор из выбора.
— Что ж, умная девочка, — оценил он мое решение. — А теперь раздевайся. Только медленно.
Чуть помедлив, я все же начинаю осторожно, пуговка за пуговкой, расстегивать блузку. Стараюсь оттянуть неизбежное. На Горецкого не смотрю, щеки и так уже пылают от стыда. Хочется немедленно раствориться в воздухе, исчезнуть отсюда, оказаться в безопасном месте.
Только это все бесполезные фантазии. Никуда мне не сбежать из этого дома. А если попробую, то окажусь в еще более страшном месте.
Поэтому я лишь вздыхаю, повожу плечами — и блузка падает на пол, оставляя меня в одном черном бюстгальтере-маркизе. Следом за блузкой следует и юбка.
Последним оплотом приличия на моем теле остается белье, которое толком ничего не скрывает и, вероятнее всего, расползется по швам от одного рывка.
Стоять перед незнакомым мужчиной в полуголом виде неимоверно стыдно, но выбора мне не оставили. Инстинктивно хочется прикрыться, но я понимаю, что делать этого не стоит. Мужчину это только разозлит. Приходится смириться и стиснуть ладони в кулаки, чтобы не сорваться.
— Посмотри на меня, — раздается хриплый голос.
Поднимаю голову и застываю под взглядом темных глаз, до предела напитанных похотью. Этот взгляд гипнотизирует, парализует. Тело тут же начинает отчаянно дрожать. То ли от холода, то ли от страха, то ли от всего вместе.
Так и стою несколько минут под жадным, оценивающим взглядом. Как безжизненная кукла, как манекен в витрине.
А потом, повинуясь безмолвному приказу, подхожу к мужчине вплотную, позволяя трогать мои руки, спину, ягодицы.
Хочется сорваться с места и удрать, но вместо этого я вхожу в роль покорной игрушки. Потому что иного мне не позволено.
Вздрагиваю, когда мужчина расстегивает бюстгальтер, но отшатнуться не решаюсь. Опасаюсь его злить. Лучше уж терпеть одного партнера, чем попасть в бордель.
— Красивые сиськи, — замечает он, пробегая пальцами по соскам, лаская их подушечками пальцев. А потом резко сдавливает чувствительные горошинки, выкручивая до легкой боли.
И мое тело против воли откликается. Приятные разряды от сосков устремляются вниз, к промежности. Делаю судорожный вздох, пытаясь справиться с собственной реакцией на происходящее.
— Развернись!
Покорно разворачиваюсь и стою молча, ожидая непонятного чего. Слышу за спиной мужские шаги. Он открывает какие-то ящики, что-то достает. Слышу легкий металлический звон и вздрагиваю.
А через секунду на моей шее застегивается ошейник. Широкий, кожаный, с длинной металлической цепью…
— НЕТ! — невольно вырывается из меня панический крик. Начавшееся разливаться по телу возбуждение исчезает без следа. Остается только чистый страх, стянувший грудь.
Цепь резко натягивается, заставляя меня запрокинуть голову.
— Юля, — раздается над ухом холодный голос. —Теперь я твой хозяин. Ты сама сделала свой выбор. Так что слова «нет» теперь не существует. Поняла меня? Поняла, я спрашиваю?
— Да, — шепчу еле слышно и закрываю глаза, больше всего мечтая провалиться под землю.
2. Глава 1
После этого сдаюсь окончательно и не сопротивляюсь, когда мужчина обходит меня и тянет за цепь, заставляя идти вперед.
Горецкий подводит меня к столу, а затем толкает, распластывая грудью на широкой дубовой столешнице. Рывком разводит ноги в стороны. Дергает кружевную ткань белья, и ошметки трусиков летят на пол. Звук расстёгивающейся ширинки металлическим росчерком проходит по мозгам, заставляя взбрыкнуть еще раз.
— Не надо, умоляю, — выстанываю я последнюю просьбу, уже зная, что пощады не будет. Как и справедливости мне не светит.
— Кончай ныть, — раздается тяжелый рык, и на моя ягодицу обрушивается удар ладони. Затем второй, третий. Кожа начинает гореть огнем, а душа рваться на части. Шлепки тяжелой ладони приносят боль, но она даже рядом не стоит с болью душевной. Кусаю губу до крови, чтобы сдержать крики.
И я почти уже сдаюсь, когда шлепки прекращаются. Бессильно обмякаю и пытаюсь перевести дух, подготовиться к тому, что последует дальше, но передышка длится недолго. Едва успеваю выдохнуть, как вскрикиваю от неожиданного и грубого вторжения в почти сухое лоно.
— Ебать какая ты узкая, — стонет Горецкий, проталкивая в меня свой член до упора. Замирает на секунду, давая мне привыкнуть к нему.
И только это удерживает меня на грани сознания. Промежность горит, внутри словно торчит раскаленный штырь, распирающий стенки до предела.
— Ааа, — тихо всхлипываю, когда здоровенный поршень начинает совершать поступательные движения. — Не так глубоко, пожалуйста. Не могу…
— А что ты хотела, Юлечка? — издевательски цедит мужчина и дергает меня за цепочку ошейника, заставляя оторваться от стола. — Сама знала, на что шла. Думала получить бабки за красивые глаза? Или за приятную беседу? Так не прокатит. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке.
— Да ничего я не знала, — выдавила между судорожными всхлипами и глубокими толчками, от которых сотрясалось все тело. — Я не подписывала эти документы.
— Хватит уже врать, — мужчина резко усиливает фрикции, а я начинаю постанывать от боли. Внутри саднит, шея натерта ошейником, ноги подкашиваются. По щекам медленно катятся слезы, обжигая кожу, почти вспарывая ее. Их настолько много, что я буквально захлебываюсь.
