— Но… я не знала… — нервно сглатываю я, чувствуя как предательски дрожит голос.

Я, конечно, могла бы предъявить ему претензию, что тоже испытала не самые приятные ощущения, увидев девушку с моим лицом в кровати мажора. Но, стоит мне только кинуть на него взгляд, как все слова тут же застревают в горле.

Мажор до сих пор не может остановить слез. Шатающейся походкой он возвращается на свое место и тяжело падает на стул. Опускает руки на парту и прячет в них голову.

Со стороны можно было бы сказать, что он спит на занятиях. Но его вздрагивающая спина выдает реальные эмоции.

— Извините… — потерянно опускаю глаза в пол, — Это вышло случайно… я же говорила, что я еще не успела научиться управлять своим даром…

С каждым словом мой голос становится все тише, а я сама не понимаю куда себя деть и что мне делать. С одной стороны, меня разрывает стыд за то, что причинила такую боль человеку. Пусть даже такому как мажор: грубому, похабному и ненавистному… но я своими глазами видела насколько это было болезненно для такого ребенка как он.

С другой, именно из-за того, что я все видела своими глазами, меня переполняет жалость. Пожалуй, нужно будет извиниться перед ним на следующем перерыве.

— Могу я вернуться? — упавшим голосом спрашиваю у препода.

Получив согласие, возвращаюсь на место, но я уже не в состоянии думать о лекции. Препод продолжает что-то рассказывать, я даже что-то записываю, но делаю это по большей части автоматически. Краем глаза поглядываю на мажора, который через некоторое время приходит в себя. Вернее, как… он перестает рыдать, но теперь сидит сгорбившись, тяжело вздыхает и смотрит в одну точку.

Когда лекция кончается и все поднимаются со своих мест, чтобы пойти в другую аудиторию, я хочу подойти к мажору, но тот внезапно куда-то пропадает вместе со своими шестерками.

Все в том же поганейшем настроении плетусь следом за остальными, стараясь не отсвечивать и не обращать внимание на разговоры моих новых одногруппников. А, учитывая, что все они обсуждают меня, сделать это сложно. То с одной стороны, то с другой, доносится что-то вроде:

— И как тебе новенькая? Скажи, фигурка ничего такая.

— Да, только лучше к ней не лезть, вон что с Райаном сделала. Она же явно бешеная.

Очень хочется поскорее свалить в общагу и не показываться в академии как минимум до завтрашнего утра. И, если бы не Брэндон, я бы наверняка так и сделала. Но, как ни в чем не бывало, он подходит ко мне и говорит уверенным голосом:

— Не вини себя, все в порядке.

— Ну да, конечно, — кисло отзываюсь я.

Мне правда приятно, что хоть кто-то пытается меня приободрить, вот только, глупо утверждать, что все в порядке. У меня и так в местной академии дела не задались с первого же дня, а теперь еще и это…

— Я серьезно, ты ни в чем не виновата, — продолжает Брэндон, — Думаю, преподаватель специально не поставил ментальную защиту на Райана и никак тебя не остановил.

От этих слов чувствую, будто меня трехануло током.

Точно! Как это я сама не додумалась?

Видимо, я настолько сильно была подавлена, что мне даже в голову не пришла такая очевидная вещь. Если упражнение, которое мы проделывали с мажором, было настолько опасным, то препод обязан был как минимум предупредить о чем-то подобном. А как максимум — предотвратить или остановить меня. Ведь, судя по смешкам, которые я слышала, вся аудитория видела все наши действия.

Вот только, единственное, чего я не понимаю…

— А зачем ему это? — выдыхаю я, чувствуя, как понемногу отпускает давящая безнадега.

— Ну, как я уже говорил, Райана здесь не жалуют, — пожимает плечами Брэндон, — Тем более, у мистера Нэйтана есть какие-то старые счеты с родом Вудзов. То ли кто-то из Вудзов невесту у нашего препода увел, то ли еще что.