– Какие обвинения? – спросил я.

Но следователь в кителе, как с картинки, уже развернулся и строевым шагом покинул помещение. Толстый полицейский подошёл ко мне и занёс руку…

Я вновь шагал по коридору. Как мне показалось, полицейское отделение состояло из двух частей. Одна – парадная, даже роскошная. Та, где меня допрашивал лощёный следователь. А вторая – весьма простая. Мы двигались именно по ней. Чисто и аккуратно, но скромно.

– К чему все эти реверансы? – спросил я. – Там – кофейный аппарат, мягкие кресла. А тут…

– Так то дворяне, – объяснил долговязый полицейский. – Ты как с луны упал, ей богу!

– А вы не дворянин?

Коп рассмеялся и хлопнул меня по плечу – мол, хорошо пошутил. Минуту назад толстый полицейский меня здорово напугал. Он занёс руку, но вместо удара – выдал мне какую-то квитанцию. Он извлёк бумажку из рукава, как фокусник.

На ней было написано: «В случае освобождения сей подданный имеет право получить в хранилище семьдесят пять копеек». Однако, меня так запугали, что я воспринимал его жест, как подготовку к удару. Он же позвал длинного, который повел меня в простую часть.

– А что мне светит теперь? – спросил я у своего конвоира.

– За убийство – пожизненная каторга, – зевнул коп. – Ну и выпорют основательно.

– Выпорют? – возмутился я.

– За бродяжничество – плетей пять, а за убийство – до сотни, – объяснил коп. – Да ты не боись, у нас всё гуманно. Будем пороть по десять ударов в день. Чтобы ты не представился. Медсестру позовём. Будет тебе давление мерить. Всё – по высшему разряду.

– А можно не пороть? – спросил. – Я же не виноват, что бродягой стал.

– Ну ты захотел! – улыбнулся полицейский. – Не пороть. Всё, пришли. Коллеги говорят, что Иванов доволен. Значит, получишь усиленное питание. Водки хочешь?

Ну ту и порядки! Коп снова улыбнулся, видя моё вытянутое лицо.

– В порядке исключения, – объяснил он. – Раз Фёдор Михайлович доволен.

– Я не пью, – соврал я. – Для здоровья вредно. А можно мне чашку кофе?

В камере было тепло. Кроме меня – ни души. Туалет – за отдельной дверцей, верхняя часть которой была прозрачной. В целом – чисто и убрано. Если бы не металлическая дверь и решётка на окне, камеру вполне можно было бы принять за номер в бюджетном хостеле. Эдакая студия: с туалетом и раковиной. Раздался лязг металла.

– Вот, – объявил долговязый коп, ставя поднос. – Ужин. Кофе не было, принёс тебе стакан кефира. Обход будет утром.

– А обыск? – удивился я.

– Зачем, – махнул рукой полицейский. – Ты же не куришь, так? Редкость большая. Ничего тут не сожжёшь. Ну а коли вскроешься…

– А на чём спать? – спросил я. – Можно мне бельё? Или подушку?

– Ну ты шутник! – хохотнул долговязый, закрыл смотровое окно и ушёл.

Поскольку стола в камере не было, я поставил металлический поднос на подоконник. Еда оказалась сносной. Порция салата – морковь, капуста и зелень. Большая котлета. Немного картофельного пюре и булочка. Впервые за день я смог нормально поесть, пусть и стоя. Потом – посетил туалет. Здесь даже была бумага! Как мало для счастья нужно.

Я одёрнул себя. Нет, так не пойдёт. Получил еду и кров – и уже доволен. Отсюда надо выбираться. В конце концов, с моими знаниями жителя 21-го века я мог бы многого добиться в этом отсталом мире. Надо только вспомнить, чему меня учили в школе и в университете. Как назло, мысли в голову не лезли.

Мало того, что на каторгу хотели отправить, так ещё и выпороть собирались! Несколько дней подряд … Не мир, а какая-то планета садизма. После ужина усталость буквально свалила меня с ног. Не обращая внимания на отсутствие подушки, одеяла и простыни, я лёг на тюфяк. Закрыл глаза. И почти сразу погрузился в блаженное забытье…