– Ничего особенного, – пожал я плечами. – Мы целый день собирали мусор. В конце смены всем заплатили по пятьдесят копеек, а мне бригадир дал только тридцать. Когда я расчёта потребовал, ударил плёткой.

– А что за рана на лбу? – спросил следователь.

– Это уже полицейский ударил, – вздохнул я. – Низкий такой. Смогу опознать.

Копы вновь рассмеялись. Про рану я как-то и забыл. А зря, её не мешало бы осмотреть и обработать.

– Ты говоришь, тридцать копеек… – продолжал свой допрос полицейский. – Но при тебе обнаружено семьдесят пять. Откуда остальные?

– Со вчерашнего, – буркнул я. – Вот, тоже мне, состояние! Есть у вас аптечка?

Полицейские поднялись, как по команде. Приблизились ко мне. Но следователь сделал небрежный жест рукой. Мол, успокойтесь, парни.

– Дайте аптечку, – потребовал он. – Йод, бинты. Что там нужно? Рана выглядит существенной.

– Мне бы зеркало, – попросил я. – И пластырь.

– Дайте, – снова махнул рукой следователь.

Он встал со стола, достал портсигар. Закурил и сделал такую аппетитную затяжку, что мне поневоле захотелось попробовать его табак. Он перехватил взгляд и извлёк одну сигарету.

– Угощайся.

– Нет, я не курю, – отказался я.

– Странно, – ответил следователь. – Голос прокурен основательно. Словно ты к выхлопной трубе прикладывался, а не к сигарете.

Я пропустил очередную колкость мимо ушей, положил перед собой зеркальце, раскрыл аптечку. Сначала – промыл рану спиртом и аккуратно обработал края. Мне повезло: рассечение было небольшим.

В саму рану почти ничего не попало. Потом скатал ватку, капнул йодом, аккуратно промокнул, убрал мусор. Поморщился. Оторвал три куска пластыря и аккуратнейшим образом заклеил рану.

– Грамотно, – похвалил следователь. – Служил в армии?

– Нет, – ответил я. – Учился на врача.

– Где и когда?

– Не помню.

Следователь дождался, пока один из полицейских уберёт аптечку и выбросит в мусорное ведро вату. Хитро у них тут всё устроено! Открыл диковинную печатную машинку, пальцы его проворно забегали по клавишам.

– Так что, только имя помнишь? – спросил он с сомнением. – А фамилию?

– Ну, допустим, Долгорукий… – сказал я. – Но не уверен.

– Ладно, формальности, – кивнул следователь. – На почве чего произошёл конфликт? Сколько ударов ты нанёс? Какова локализация?

– Я только сбил с ног этого мужика, когда он меня плетью огрел, – ответил я. – Он упал, сопротивлялся… Потом, кажется, я бил по лицу, один или два раза. Могу ошибаться.

О том, что перед ударом я ощутил непривычный прилив энергии, решил умолчать. Следователь снова встал. Его привычка ходить туда-сюда изрядно напрягала. Он вновь взял с другого стола какие-то бумаги, прочитал их.

– Вот же! – рявкнул он. – А фотоснимков-то не сделали! Бездельники. Судебные хирурги точно не будут такими глупостями заниматься. Надобно их вердикта ждать.

– А ежели он ему кость проломил? – вдруг спросил один из полицейских. – Височную? Тот и представился.

– Слишком быстро представился, – возразил следователь. – Аристарх сказал, что этот несчастный умер мгновенно…

– Вы разговаривали с Аристархом? – вдруг спросил я.

– Слово задержанному пока не давали, – пожурил меня полицейский. – Конечно, он сразу позвонил Фёдору Михайловичу. Мне то бишь. Как-никак, старый знакомец… Куда, говоришь, ты бил этого мусорщика?

– По лицу вроде, – буркнул я.

Некоторое время следователь с сомнением изучал документы. Что-то прикидывал у себя в голове, размышлял. Закурил ещё одну сигарету и, выдыхая дым, внимательно поглядел на меня.

– Задержан на сорок восемь часов, – объявил Фёдор Михайлович. – За бродяжничество. Допивай кофе скорее. Уведите. Продолжим наш разговор, когда судебные хирурги основательно распотрошат несчастного Толика.