Между комнатой и прихожей стоял холодильник. На кухоньке такому агрегату просто не было места.

Волконский заглянул в ванную. Тут стоял унитаз, весьма тесная душевая кабина, крохотная раковина и стиральная машина, заваленная чьим-то бельем.

Роман вернулся в комнату, приготовил спальное место, лег на диван, потому что на самом деле очень устал. По центру комнаты третью раскладушку поставил Арслан, застелил ее постельным бельем и тоже уткнулся в смартфон. Из кухни вернулся Леха, пережевывая на ходу то, что не успел проглотить в кухне:

– Я беляши в холодильник убрал. Там еще на утро хватит.

– Конечно, Леша, спасибо, – не глядя на соратника, кивнул Волконский.

Леха уселся на свою раскладушку и тоже впялился в телефон, потом встрепенулся:

– Парни, свет-то кому нужен?

– Не-а, – вяло сообщил Сергей.

– Выключи, а? – Кинул Арслан.

Волконский уткнулся в подушку и мгновенно заснул. Ему приснился друг Виктор, с которым они учились когда-то в университете. Будто бы они пробирались вместе лесом, стоящим в воде. И Витя убеждал Романа, что тут можно набрать грибов. А Волконский не верил. «Вот там, – показывал жестом друг, – должны быть дивные шампиньоны. Дойди, точно говорю. А я тут пока посижу на пеньке, дух переведу». Волконский шел, оглядываясь в сторону отставшего товарища, но никаких грибов не находил. «Витя, нет тут ничего, – кричал он, – только вода по пояс». Виктор молчал. Пенек, где он только что сидел, был пуст. Только в небе кричала одинокая чайка. Волконский во сне чувствовал, что начинает замерзать. Он не знал дороги домой. И без Вити вообще не представлял, в какую сторону нужно выбираться. «Витек, ты где? – кричал Волконский. – Что за приколы, Витька? Отзовись!» Белая птица отвечала ему смехом, пикируя к верхушкам сосен. И этот смех вторился многоликим эхо.

Утром Роман проснулся рано, взглянул на часы. Было шесть с копейками. «Надо как-то научить себя не видеть снов, – подумал он. – Тут реальность – жуть. Хватает и днем переживаний».

Стараясь не шуметь, он пробрался в ванную, по пути разыскав в сумке мыльно-рыльные принадлежности. Отладил нужную температуру душа, основательно отдраил всего себя с мылом, что было в таких стесненных пространствах задачей, требующей усердия и терпения.

– С легким паром, Евгеньевич!

– Да, спасибо, доброе утро, Арслан.

– Будем завтракать и в контору пораньше?

– Конечно. Давай.

Коллеги вскипятили электрический чайник, разогрели в микроволновке вчерашние беляши. Другие обитатели берлоги продолжали спать, похрапывали, досматривая свои сны.

– До конторы далеко? Брать ключи от машины? – поинтересовался Роман.

– Нет, близко. Тебе уже, наверное, снится этот руль? Пошли пешочком. Заодно про наши дома расскажу.

– Снится многое, не скрою, – мрачно сообщил Волконский. – Можно и пешочком. Машинка и правда начинает душу вынимать. То масла просит, то новый генератор или по ходовой ремонт. Такие вот дела…

– Знакомо, я свою продал. Надоело – хуже некуда. Думал, новую куплю, да все никак.

– Новую – да. Хотелось бы. Может, тут заработаю?

– Не смеши, Евгеньевич, – рассмеялся Арслан. – Тут только нервный срыв можно заработать. Хотя как знать…

Арслан взял связку ключей, лежавшую высоко на холодильнике, открыл входную дверь. И, выставив башмаки в подъезд, начал обуваться, высунув половину торса наружу. Таким образом и Роману в тесной прихожей осталось пространство, чтобы обуться.

Арслан был рослым азиатом с проникновенным взглядом

Коллеги спустились во двор. У четвертого дома была детская площадка. Здесь кое-где еще не растаял снег.

– Вон напротив пятый дом. Там в сорок восьмой квартире живет Величко. Склочная баба. Постоянно строчит жалобы на нас. Тут у них этих возможностей море. Есть «Добродел», «жилинспекция», горячие линии администрации. Можно только и отписываться целыми днями. И «стучат», как правило, те, кто годами не платит. Там – девятый дом. Тоже есть выродок. Суховейко. Аналогично кровь пьет и не платит. И еще жильцов подбивает на бунты. А я – потомственный казах, мне проще по башке стукнуть, чем разговоры и переписки с ними вести. Но приходится терпеть. Иногда так башню сносит. Просто выть хочется. Тебе в «Добром доме» не рассказывали нашу самую знаменитую историю?