События вчерашнего вечера возвращались ко мне, с бесстрастной жестокостью напоминая о вчерашнем телефонном звонке.

От Разумовского это, видимо, не укрылось. Он наверняка тоже вспомнил. Потому что карий взгляд вдруг заметно потяжелел.

— Если будешь вести себя хорошо, я распоряжусь отключить в твоей комнате камеру.

— Убрать, — насупилась я.

В уголках его пронзительных глаз собрались мелкие морщинки:

— Не пытайся со мной торговаться, пока на руках у тебя нет никаких козырей, котёнок. Это небезопасно.

— Отключить, — процедила я. — Сегодня же.

— Одевайся, любительница командовать, — велел Разумовский и покинул мою спальню, а я наконец удосужилась выдохнуть.

День моего «нанимателя» начинался с тренировки в спортзале. Интенсивной, надо сказать, тренировки. Моё и без того паршивое настроение стремительно портилось — забавлявшийся с тренажёрами терминатор заставлял меня ощущать себя неполноценной.

Мой предел — несистемные занятия йогой и редкие пробежки. И это ни в какое сравнение не шло с тем, что выжимал из себя этот сверхчеловек.

Разумовский притащил меня сюда, чтобы поиздеваться. Чтобы вытащить меня из постели ни свет ни заря и преподать, как ему казалось, важный урок послушания. Бойся своих желаний, Ковалёва.

И к концу его тренировки я неожиданно осознала, что всё верно. Что нужно бояться.

Потому что когда Разумовский приблизился к лавке, на которой я, как последняя идиотка, куковала со своим синим блокнотом в руках, и стащил с себя промокшую от пота футболку. Я вылупилась на него так, будто впервые видела мужской торс.

Ну… такой, может, и правда впервые.

Пока он что-то там попивал из своего спортивного шейкера, я старательно прятала взгляд и делал вид, будто строчила что-то исключительно важное в своём блокноте. И пОтом я при этом обливалась не хуже, чем сам Разумовский.

Что за чёрт?..

Нам такого, Саша, не надо. Это всё нервы и недосып. Надо бы как-то возвращаться в свою естественную, агрессивную по отношению к этому мутному типу форму.

И срочно!

— Имеются ценные наблюдения? — подал голос обладатель божественных форм. И в его тоне читалась откровенная насмешка.

— Мысли записываю, — буркнула я, старательно выводя на странице «Ты — идиотка».

— Отлично, — одобрил Разумовский и бросил взгляд на часы. — Тренировка вообще-то окончена. Минут через двадцать встречаемся на крыльце. У нас рабочая поездка в город.

Пасмурный, но пока ещё тёплый день начинавшейся осени мы встретили на каком-то строящемся объекте. Кругом шум и гам, толпы рабочих и сновавшие тут и там люди с планшетами и рулонами чертежей.

— Новый офис, — кратко пояснил мне Разумовский, прежде чем ввязаться в долгий, напичканный почти неизвестной мне терминологией, именами и цифрами разговор с высоким смуглым брюнетом — одним из контролировавших процесс людей в костюмах.

И, кажется, они были на короткой ноге. Потому что в какой-то момент брюнет вдруг отвлёкся от генеральной линии разговора и кивнул на меня.

— Слушай, Давид, ты почему нас не представил? Твоя новая дама сердца?

И он подмигнул мне, протянув руку. Я, ошарашенная неожиданной сменой темы, пожала его ладонь.

— Я не…

— У нас ещё всё впереди, — отозвался мой спутник, и от шока я не сразу даже почувствовала, как его рука обвивается вокруг моей талии. — Не торопи события, Лёш.

И пока я искала отключившийся голос, они снова пожали друг другу руки, и Разумовский подвёл черту под разговором:

— Ладно, мы здесь закончили. Время отчаливать. На созвоне.

Задыхаясь, я позволила увести себя с площадки, но стоило нам свернуть за угол, затормозила и вытаращилась на Разумовского.