Обогнув покрытую коричневым льдом лужу, Тихон остановился, прислушиваясь к тишине. Ощущение сказочности всегда появлялось у него при виде зимнего леса: искрящиеся снежинки, скрип старой сосны на ветру, звук разбирающей свои запасы белки. Хрипло и важно где-то высоко прокаркал ворон. Тихону нравилось различать голоса птиц, этому его тоже научил дедушка во время долгих, но увлекательных прогулок по лесу. Дед умело насвистывал, поразительно точно подражая птичьим голосам, и Тихону казалось каким-то волшебством, что к ним уже через какие-то минуты подлетала любопытная гаичка или встревоженный появлением невидимого соперника зяблик.

«Что ж, лужа по крайней мере на месте!» – мысленно вернулся из воспоминаний Тихон, – «Вот уж не думал, что она станет чем-то определяющим мою реальность».

Дорога вела мимо деревенского кладбища, последний раз он был там прошлой весной, в годовщину смерти деда. Деда похоронили здесь, на родине, рядом с мамой и младшей сестрой, Дашиной бабушкой. В ту годовщину они собрались всей семьёй, и, наконец, установили памятник – общее надгробие для всех троих. Был май, птицы пели на все лады, и в их чириканье, посвистах и трелях Тихон нашёл тогда некоторое утешение. Будто бы пернатые помнили и любили его деда, и теперь принимали его в новый чудесный мир, где дедушка воссоединится с родителями. Самка зяблика – серенькая птичка, села на чёрную плиту. На верхней части её была выгравирована фотография прабабки Тихона – сухой строгой старушки с большими карими глазами и пепельного цвета волосами, подстриженными «под мальчика». «Егорова Анна Фёдоровна. 1919–1999». Ниже были фотографии Дашиной бабушки и Тихонова деда – Тамары Тихоновны и Николая Тихоновича. Первая, на фотографии – почти точная копия матери, только улыбается их общей с дедом, «отцовской» улыбкой, умерла в 2005. Дед же пережил сестру на шесть с половиной лет.

Тихон свернул на кладбище. Занесённые первым снежком оградки, кресты и могильные камни были ему хорошо знакомы: некрополистика была одним из инструментов живого генеалогического поиска, он даже составил список всех погребённых здесь родственников в своё время… Список пропал, но хотя бы могилы, как вещественное доказательство его здравомыслия, стоят на своих местах. Тихон пробирался по лабиринту оградок к большой чёрной плите дедовой могилы. Он видел его фотографию, но уже издали заметил что-то такое, отчего участился его пульс, а запястья свело лёгкой судорогой. Не всё было на своём месте…

Кто-то схватил Тихона за перекинутую через плечо сумку, он вздрогнул, инстинктивно дёрнулся вперёд, но в ту же секунду увидел, что просто зацепился ею за повалившийся на чьей-то могиле металлический крест. Тихона бросило в жар, воздуха стало не хватать…

Плита была на месте. И дед был, и прабабка. Но только никакой Дашиной бабушки не было! «Это уже мистика какая-то! Чертовщина, твою мать!» Тихон потёр пальцами виски, вытер горящий лоб. Он неуклюже переступил через оградку, споткнулся, плюхнулся на колени перед плитой, и стал смахивать ладонями прилипшие к камню пожухлые листья и снег. Глупо и без толку. Ни фотографии, ни надписи не было. Даже следов их существования. Тихон поднял взгляд: вместо прабабушки с фотографии на него смотрела девушка с большими грустными глазами. Он не понял, как это может быть, и кто она, но перевёл взгляд на выгравированную надпись…

«Егорова Анна Фёдоровна. 1919–1942».

Сорок второй год! По этой извращённой логике его прабабка умерла в сорок втором году, тогда же, когда погиб и её муж… Тётя Тамара – сорок второго года, то есть она не родилась, или умерла в младенчестве… Получается, если не было тёти Тамары, то и Даши не могло существовать!..