Поезд «Москва – Великие Луки» нёс Тихона по хорошо знакомому маршруту. Ночь в поезде, потом пригородный автобус или попутка, и уже к полудню он будет в Богатово. Обычно мелькающие за окном огоньки чернеющих полустанков, заснеженные поля, тоннели из елей создавали ощущение уюта и наводили сон, но сейчас сна не было. Тихон ворочался, а в его голове ворочались воспоминания.

Даша была старшей дочкой его двоюродной тётки Нины, единственной, которая осталась в Богатово – на малой родине деда. Дашина бабушка Тамара Тихоновна была дедовой младшей сестрой, и родилась уже после того, как погиб их папа. Безотцовщина и забота о маме, по-особенному объединяла их, делала семейные узы священными. Поступив в первый мед и устроившись в Москве в начале 1950-х, дед стал центром притяжения родственников, и все родичи всегда останавливались у него, гостили в его маленькой квартирке, отмечали праздники и делились новостями и воспоминаниями.

У деда же Тихон впервые и познакомился с Дашей. Тогда ему было, наверное, лет семь, а ей, получается, на два меньше. Бабушка Тамара с дочкой Лидой и внучкой Дашей гостили у него – дед достал тогда билеты на Ёлку в Дом Советов, и они с Дашей ходили туда вдвоём. Он вспомнил, как он, семилетний городской, перепугался ярких огней и гомона веселящейся толпы, а пятилетняя Даша решительно водила его пить газировку и танцевать хоровод.

А потом были бесконечно счастливые дни в деревне, где он неизменно проводил летние каникулы. Даша была самой главной атаманшей их разновозрастной ватаги, а он – её верным советником и генератором идей для игр и забав. Потом он поступил в институт, начались летние практики и студенческая жизнь, и видеться они стали гораздо реже, но их привязанность и теплота по отношению друг к другу сохранились до сих пор. И неизменно, когда Даша приезжала в Москву, она останавливалась у деда, а когда того не стало – у Тихона. Он, несомненно, любил её. Может, поэтому, а вовсе не из-за работы, он до сих пор не женат и даже ни с кем не встречается? Сейчас, когда он столкнулся с опасностью потерять её, образовавшаяся брешь в сердце была чересчур ощутимой для «просто родственницы».

Тихон начал задрёмывать, глаза закрывались, и он почувствовал усталость от всего произошедшего за день. Не так он рассчитывал начать свой отпуск, но теперь… теперь он едет в своё «место силы», туда, где прошли самые счастливые годы его детства. Значит, всё будет хорошо.

Остаток пути Тихон проспал, но сон был прерывистый и беспокойный. Ему снилось, что вокруг война, а он в разведке и, кажется, ранен. Будто сквозь туман он видел, как немцы выстраивают советских солдат. Те измождены, некоторые ранены, и среди них – его прадед. Тихону нужно остановить их, спасти хотя бы одного – своего прадеда, сержанта Егорова…

И вот снова он в том же сне, пробирается сквозь лес, по колено проваливаясь в ледяную топь. Ноша на плечах давит, но её нельзя оставить. Он несёт человека, своего человека, которого нужно донести живым… Нарастает гул самолётов. «Свои?» Он не знает, но сердце колотится всё сильнее, а плечи и шея болят так, что не хватает сил терпеть… Самолёты всё ближе. Тихон хочет бежать, но ноги будто свинцовые, они не слушаются, они вонзаются в землю… В отчаянии он поднимает взгляд в небо, пытаясь уловить источник этого нарастающего гула. Земля уходит из-под ног, и он проваливается куда-то вниз. Сердце ухает, дыхания не хватает…

И он просыпается на полу.

Тихон тяжело дышит, ещё не до конца выходя из кошмара, растерянно оглядывая купе. Поезд уже стоит. За окном светло, на платформе лежит белый снежок, и это придаёт Тихону немного бодрости. На миг в нём загорается слабая надежда, что тот морок – с пропавшими документами, маминой амнезией и исчезновением Даши – тоже был частью тяжёлого сна. Но когда он снова слышит стук в дверь и требовательный голос проводницы, надежда тает.