Алексей Данилович Куропаткин был небольшого роста, с круглым лицом и подвижными глазами. Этот мужчина сорока пяти лет, уже начавший седеть, вышел из-за стола, подбежал к гостям, энергично пожал им руки, а затем так же быстро вернулся на свое место. Он был на две головы ниже Дронго и поэтому, стоя рядом с ним, чувствовал себя совсем неуютно.

– Садитесь, господа, – радушно предложил Куропаткин, показывая на стулья, расставленные вокруг длинного стола для заседаний. – Ян Абрамович, вы тоже устраивайтесь. Спасибо, что привели наших гостей. Николай Арсениевич уже звонил мне насчет их приезда. Вы ведь представляете его интересы?

– Да, мы эксперты, которых он пригласил, – сдержанно подтвердил Дронго.

По лицу Халифмана промелькнула какая-то тень, но он промолчал. Хозяин кабинета сидел в своем кресле. Оно было немного приподнято, и поэтому он мог беседовать с гостями на равных.

– Правильно сделал, – заявил Куропаткин. – Эта страшная трагедия, невосполнимый урон для всех нас. Вы не поверите, но я выступал на конференции, и у меня вдруг резко заболело сердце. Через полчаса, когда мы должны были отправиться на ужин, мне позвонили. Я словно чувствовал!.. Это оказался тяжелый удар. Петр Арсениевич был в числе тех, кто создавал нашу компанию. Вместе с уважаемым Яном Абрамовичем. – Он показал на Халифмана.

– У него были враги? – спросил Дронго.

– Не знаю. Наверное, были, как и у каждого нормального человека. Но только не в нашей компании. Его здесь все любили. Вы не поверите, но внизу, на втором этаже, у нашего большого зала сотрудницы компании поставили его фотографию и положили свежие цветы. Вот уже месяц они меняют их за свой счет. Такой любовью и уважением он пользовался в нашей компании!..

– Вы никого не подозреваете?

– Кого я могу подозревать? Меня вообще не было в Москве. Из Санкт-Петербурга я летел вместе с нашим начальником экономического отдела Бабаяном. Он видел, в каком я был состоянии. Сразу из аэропорта мы поехали на дачу к Петру Арсениевичу, хотя было уже слишком поздно. Там собралось много людей. Это были родные и близкие самого Виноградова. Нет, конечно, я никого не подозреваю.

– А какие отношения у вас со старшим братом погибшего?

– Идеальные. Я очень уважаю Николая Арсениевича. Он крупный ученый и прекрасный человек. Я несколько раз бывал у него дома. Да, произошла трагедия, но он ведет себя очень достойно. Можно только посочувствовать его большому горю.

– Все акции вашего бывшего президента должны отойти в доверительное управление старшего Виноградова, – заметил Дронго и осведомился: – Подобный переход не создает вам дополнительных трудностей?

– Никаких проблем. Мы обо всем договорились с академиком Виноградовым. Он слишком занятой человек, чтобы уделять внимание еще и бизнесу. Поэтому акции будут переданы в нашу компанию, и уже мы станем управлять его финансами. Тем более что основная часть акций формально отходит не к нему, а к его племяннице. Зачем девчонке лишняя головная боль? Она может получать свои дивиденды и ни о чем не думать.

– Это в том случае, если акции перейдут к ней и к ее дяде согласно завещанию Петра Арсениевича, – вставил Дронго.

– А разве есть варианты? – спросил Куропаткин и улыбнулся. – По-моему, это и так ясно. В завещании все четко указано. Оно нотариально заверено. С ним не должно быть никаких проблем…

Дронго взглянул на Халифмана, предлагая Яну Абрамовичу самому сообщить не очень приятную новость новому президенту компании.

Тот правильно понял его взгляд и проговорил:

– Извините меня, Алексей Данилович, но все обстоит несколько иначе. Я сам узнал об этом только сегодня утром. Супруга Петра Арсениевича не согласилась с завещанием и подала исковое заявление в суд. Она хочет пересмотреть размеры наследства, полагающегося ей.