И каждый раз, когда к нему подходили девчонки, я боялась, что он влюбится. Влюбится без памяти и исчезнет из моей жизни. Выкинет из своей жизни, как старую и уродливую куклу. Замирала всякий раз. Дышать от боли забывала. И ждала. Ждала, что глаза Царицына влюблённо заблестят. Но Даниил будто не замечал восхищённых вздохов. Не замечал влюблённых взглядов. И десятки сообщений в социальных сетях.

Помню, как однажды мы сидели в его комнате, в доме его бабушки, влиятельной, строгой и нелюбящей меня женщины, и увидела на экране сообщение от какой-то девчонки. Полоснуло болью по сердцу. Все конечности онемели, когда увидела признания в любви. И иконку с красивой девчонкой. Явно модной, следящей за трендами. Но Царицын тогда только небрежно смахнул сообщение, удалил переписку. Вызывая в моей груди чувство такой эйфории, такого счастья!

Он неизменно, каждое утро ждал меня у подъезда. И шёл со мной в школу. Шутил, смешил меня, смеялся над моими, даже самыми глупыми шутками.

Мы дружили. Просто дружили.

Не держались за руки. Никогда не целовались. Тот раз в актовом зале был единственным. Но запоминающимся и счастливым, даже несмотря на то, что за этим последовало.

Отложила косметичку, передумав краситься. Сама себе призналась, что желаю выглядеть лучше в глазах Даниила. Быть хоть самую капельку красивее.

Прав был Виктор Иванович, когда сказал, что я глупая. Чертовски прав!

«Уродка. Неужели ты думала, что я тебя мог полюбить? Ты в зеркало себя видела? Ты с этим шрамом уродливее чудовища! Не могу не вздрагивать, когда вижу тебя. Страшная. Замороженная рыба. Проваливай! Вали! Ненавижу тебя! Ненавижу».

Против воли в голове зазвучали колкие слова Царицына. Я так старалась их забыть. Так пыталась выкинуть их из головы. Научиться смотреть в зеркало без отвращения и ненависти. Хотя бы для того, чтобы в порядок себя приводить. Но я вскидывала глаза на зеркало, видела в отражении, что мои яркие голубые глаза меркли на фоне шрама, и ещё сильнее ненавидела себя. И мать. Свою зависимую и слабую мать.

Ведь могла она быть сильнее! Могла! Пусть она любила безумно отца! Но она была не одна! У неё было трое детей! Дочь, которая только пошла в школу. Которой нужны были её забота, внимание и любовь. Она не осталась одна. В конце концов, мы были продолжением отца. Его частичкой. Ради нас стоило продолжать жить.

Я не знаю, смогу ли когда-нибудь простить мать. Я пыталась. Пытаюсь до сих пор. Пытаюсь найти ей оправдание. Пытаюсь объяснить причины её зависимости и бесхребетности. Но не нахожу. Я вижу, как любит Мишка моего племянника. И сама, обнимая Ромочку, понимаю, что ради этого маленького человечка готова сделать всё. Если я настолько сильно люблю своего племянника, даже страшно представить, как любит своё дитя мать. Что готова сделать ради своего ребёнка!

Поэтому понять свою родительницу не могу. Никак не выходит.

Прикрыла глаза, под веками смазанный образ матери появился. За пять лет её совсем забыла. Помнила лишь смутно и нечётко. Как и образ отца.

Вчера Виктор Иванович напомнил мне его. Почему? Ведь я не могла даже цвет глаз папы вспомнить. Даже стрижку его.

Не долго думая, пошла в комнату, где когда-то жила мать. Достала из комода альбом. Опустилась на стул и раскрыла.

Если бы не шрам на моей щеке, я была бы точной копией своей матери. Те же светлые волосы, яркие голубые глаза, пухлые губы и аккуратный нос. Моя мать была красавицей. А на всех фотографиях она выглядела невероятно счастливой. Сияющей. Стоящей рядом с отцом. Такой я её совсем не помнила. Моя память странным образом стёрла все воспоминания до девяти лет. А потом я видела её только в одном состоянии.