8. Глава 7. Марианна

Наше время…

— Я бы хотела дать тебе всё, чего ты хочешь. Правда. Но ничего нет. Всё сломано. Прости, Тох, — проговорила как можно убедительнее. Возможно даже для самой себя.

Я до сих пор не могла поверить, что всё было по-настоящему. А Он… реальный, дышит, такой тёплый и даже пахнет так же, как и много лет назад. Я не психичка! Господи!

— Это не просто летний роман! — рявкнул Платон, чем очень меня удивил.

— Как скажешь.

Медленно развернулась, решила, что надо уходить. Прервать этот убийственный и вибрирующий контакт. Меня останавливали некоторые факторы: его ложь и фамилия. Прекрасно понимала, что нихрена мне с ним не светит. Такой человек, как Альберт Степанович, не позволит сыну быть свободным в своих действиях. Уж сколько я наслушалась в своё время. Того, что считала лишь бредом.

— Марьяш, — хрипло бросил Платон мне в спину, когда я двинулась к дверям. Замерла, но не повернулся. Мне было неимоверно больно слышать подобное. Каждый раз как удар ножом в самое сердце. — Я постараюсь быть тебе другом. Правда. Только не уходи из-за меня. Это великолепная возможность попасть в такую компанию. Отработаешь год, и тебя возьмут хоть куда.

Я чуть не взвыла. Платон прекрасно понимал, о чём говорил. Мне нужно это место для шикарного резюме. Но в то же время понимала, что мы не сможем существовать на одном этаже. Я не смогу. У меня есть Артём, у него невеста. Что ещё надо-то? Разве мы… точнее я… не прошла этот период? Мы бы всё равно не смогли быть вместе. Он был бы здесь, а я там…

— Ты не сможешь удержаться от соблазна, — тихий смешок сорвался с моих губ.

— Марьяш. Пожалуйста.

Я обернулась, чтобы сказать ему то, что и так было очевидно:

— Ты ни капли не изменился.

— А ты до неузнаваемости, Мара.

Платон, как был локомотивом, так им и остался. Он стал такой взрослый, красивый до боли в груди. Стал выше, лицо немного вытянулось, взгляд чуть изменился. В нём не было уже столько боли, как раньше. Но он до сих пор притягивал мой взор. Так не бывает. Мне не верилось в столь странное стечение обстоятельств. Но и спланировать такое невозможно. Как оказалось, мы не знали друг друга. Вообще. Но нельзя полюбить образ. Я желала именно его. С первого дня. С первого взгляда на поле с теми чёртовыми насекомыми. С первого поцелуя на причале.

— Я не изменилась, Платон, — хмыкнула, спрятав руки за спиной. — Просто выросла. Пережила много боли, предательства и слёз. Как и все остальные люди. Это сделало меня сильнее. Жизнь продолжается, не стоит на месте. Моя жизнь, Платон, — понуро усмехнулась, а следом покачала головой, подавив мрачные мысли. — Которую ты спас. За это я очень тебе благодарна.

Платон свёл брови на переносице, заторможено похлопал ресницами. Я увидела взгляд, который наблюдала несколько прекрасных недель. Осознала, что своими словами сделала ему больно. Настолько сильно, что и сама ощутила кислый привкус на языке. Я не понимала, что чувствую к человеку, которого так долго считала лишь иллюзией, стёрла из памяти, как чёртов сон. Как кошмар, который не давал мне жить несколько лет.

— За что ты благодарна? — фыркнул Платон, шагнув ко мне уверенно. У него всё лицо перекосило. — За жизнь? А если бы я ушёл? М? Что бы ты сделала? Ты бы струсила. Ты бы не сделала этого!

Меня как будто по голове чем-то тяжёлым ударили. Годы, проведённые с отцом, явно ожесточили его. Закрепили то, что его мать пыталась вытравить из сына. Жестокость, холодность к чужим людям. Никогда не бросать в беде людей, помогать им. Но она ушла из-за таких, как он. Жестоких. Холодных. Не выдержала давления Альберта Степановича. Хоть это и догадки Платона, но я поверила ему. А после сегодняшнего дня это лишь закрепилось.