— Волнуешься? — расплылся в улыбке медноволосый парень в белой рубашке и с крупными веснушками.

Если мои веснушки беспокоили меня в основном в летний период, то здесь круглый год. Надеюсь, его зовут не Антон.

— Немного, — выпалила, когда мы вошли в лифт.

Третий, блондин, и вовсе молчал, только сухо поприветствовал меня. Мы в первую очередь конкуренты, а во вторую — коллеги. Ведь возьмут только двоих. А я единственная женщина среди нашей троицы. Вот поэтому у меня сводило пальцы от волнения, что я пролечу как фанера над Парижем. У меня хоть и был опыт в подобных строительных компаниях, но «Николь-строй» — это, мать его, уровень. Я уверена, что здесь каждый держится за своё место клещами. Проекты, о которых можно только мечтать мелким конторам. Партнёрская сеть, которая расстилается на весь мир. «Николь-строй» сотрудничает со всеми. Если говорить простым языком, «Николь-строй» это босс всех строительных боссов. Я не метила на место главного инженера компании, но я бы наверное даже кофе носила кому-нибудь, лишь бы притулить свой зад в такое место.

Двери лифта отворились, и нас встретила лучезарно улыбающаяся женщина. Её короткие волосы до плеч с пепельным переливом и серые глаза немного смутили. С виду такая прям ледышка, а по улыбке и не скажешь.

— Добро пожаловать в «Николь-строй», — её тоненький голосок и вовсе смыл образ холодной женщины. — Платон Альбертович скоро будет.

Я чуть не запнулась, когда поняла, что мы будем проходить собеседование у сына генерального директора компании. И я уже заранее знала, что мне конец. Но надежда теплилась внутри, что двое других тоже могут пролететь.

Никольский-старший публичная личность, постоянно во всех журналах, газетах. Но единственное, чего нельзя обнаружить практически нигде, — фотографии сына и дочери. Он как зеницу ока бережёт от СМИ своих детей. И я даже представить боюсь, насколько крепкий кулак у Альберта Степановича, если всё вычищено подчистую. Отовсюду. Вторая запретная тема Никольского — покойная жена. Поговаривали многое, но он быстро прикрыл эти сплетни.

Людмила объяснила нам принцип работы, во сколько каждое утро собрание, к кому, если что, обратиться за помощью. В общем, провела полный инструктаж, который вогнал меня в ещё большую панику, что нихрена у меня не выйдет. Блондин хоть и выглядел, как ребёнок, который только-только вылез из-под маминого крыла в странной рубашке, но взглядом скользил по нам, как будто мы дерьмо у него под ногами. Медноволосый лыбился, даже представился Владом. Почему-то чувствовала одним местом, что этот Владик с меня не слезет, если мы будем работать вместе. Как друг конечно.

— О, а вот и Платон Альбертович, — проговорила Людмила.

Все по стойке смирно выпрямились, приготовились, как девочки лёгкого поведения на панели, когда выбирают из «ассортимента». Ну, или как щеночки, которые будут чертовски милыми и порадуют больше всех глаз. Но как только фигура появилась в дверях, моё сердце чуть не разорвалось. Отшатнулась, каблук повело и единственное, что успела, — упереться ладонями в стол. Меня аж затошнило, и всё дерьмо, которое я пыталась унять много лет, снова закипело. Этого не может быть. Он был лишь фантазией, иллюзией. Побочным эффектом от моих таблеток. Я ведь сама себя убедила в этом. Неконтролируемо начала бормотать, что это полный бред.

— Вам плохо? — услышала знакомый голос, который за столько лет изменился, стал ниже и шершавей. Он кусал мою кожу, пуская по телу крупную дрожь. — Девушка.

— Это лишь глюки, — пробормотала, словно в бреду.

— Извините, — похлопал он меня по плечу. Я вся сжалась от неожиданности и медленно повернулась к источнику звука. Он выпучил глаза и явно узнал меня. Но ведь… я думала, что он лишь воображаемый друг. Такого быть не может. Мы не могли быть друзьями. Он же Никольский, а я… так. Но этот шёпот я ни с чем не перепутаю: — Мара.