– Когда ты летел по воздуху, о чём ты думал?

– Ни о чём, – ответил Гени. – Это слишком быстро кончилось.

Полубородый кивнул и сказал:

– В точности как у меня.

– Что, тебя тоже метнуло с дерева? – спросил я.

Они оба переглянулись так, будто это был разговор между ними, только без слов. Полубородый мне не ответил, он продолжил беседу с Гени.

– А потом? – спросил он. – Когда ты уже знал, что нога сломана навсегда, что пронеслось у тебя в голове?

– Только вопрос, больше ничего, – ответил Гени. – Что я сделал не так и как надо было сделать?

Полубородый кивнул и сказал:

– Я понимаю. Хочется вернуться назад, как возвращаешься, когда что-то обронил. Осенью хочется вернуться в лето, а летом в весну. Думаешь, что сделал какую-то ошибку, и хочется её исправить. Но не можешь.

– Да, – подтвердил Гени, – это не получится.

И они снова замолчали.

То была странная картина, они двое рядом, Полубородый с обгорелым лицом и Гени с одной ногой. Я могу понять, почему Мочало сказал «калека», но могу понять и то, что Поли сломал ему за это нос.

Какое-то время мы так и сидели, ничего не говоря и не шевелясь. Мимо нас совсем близко пробежала землеройка, даже не заметив нас. Когда она скрылась под кустом, Полубородый спросил:

– Если бы сейчас налетел канюк, внезапно, сверху, и вонзил свои когти в мышку, за одно мгновение будни превратились бы для неё в вечную ночь – и что бы подумала мышка?

– Ничего, – сказал я, – потому что была бы уже мёртвая.

– Ты умный мальчик, – сказал Полубородый. – Если повезёт, умрёшь, не успев ничего подумать. А если не повезёт…

– И много ты думаешь? – спросил Гени.

– Очень много, – сказал Полубородый. И потом всё-таки рассказал свою историю. Часть истории.

– Слушай сюда, Ориген, – сказал Полубородый, и хотя Гени не любил своё полное имя, полученное при крещении, он не возразил против него. – Твой брат мне говорил, что ты из тех, кто всегда подумает, прежде чем взяться за дело. Это так?

– Говорят, что так.

– Хорошо, – сказал Полубородый. – Тогда я хочу у тебя спросить. Допустим, надо исполнить одно дело, при котором требуются умелые руки, если хочешь, чтобы всё получилось.

– Да я не так уж много умею, – сказал Гени.

– Да ничего и не надо делать, – сказал Полубородый. – Ты только скажи, как было бы правильно, если хочешь сделать одно дело. Только мысленно рассуди. Игра для твоей головы.

Вообще-то это не в духе Полубородого – рассуждать о том, чему не бывать на самом деле. Для этого он слишком взрослый. Когда я в детстве выдумывал всякие глупости, это было совсем другое; я часами сидел у огня и фантазировал, но если делаю это сейчас, мать выкручивает мне ухо и говорит: «Кто заплутал в своих снах, разобьёт голову о первое же дерево». Не знаю, написано ли это в Библии или она сама выдумала.

Неважно.

У Гени на лице тоже читалось сомнение, но Полубородый смотрел серьёзно, а Гени испытывал к нему благодарность, и потому он сказал: мол, спрашивай. Но Полубородый ещё довольно долго молчал.

Внизу на озере есть скала, с которой можно прыгать в воду, она высотой в три человеческих роста, но попасть надо точно в определённое место, а левее или правее мелко, там уже не один человек ломал себе кости. Каждый мальчишка в деревне должен был прыгнуть со скалы, такое испытание на храбрость, а кто сдрейфит, тот мамкина титька, и остальные над ним издеваются. Подошла и моя очередь, и не такой уж я неженка, чтобы отлынивать. И вот, когда стоишь там наверху и смотришь вниз, то поначалу медлишь и боишься, но потом сжимаешь зубы и всё-таки сигаешь вниз. Так же было теперь и с Полубородым. Сначала он тянул, но потом собрался и задал свой вопрос: