Полоса тёмная. Полоса светлая. Жизнь Оанаро Эррэдт

Торговый центр закрывался. Последние покупатели спешили к выходу, нагруженные яркими фирменными пакетами, продавщицы закрывали жалюзи на витринах, кто-то сдавал выручку хозяевам. Любовь Петровна любила эти минуты.

Да, она простая уборщица торгового центра, куда съезжается за покупками не только весь город, но и люд из соседних областей, но ведь не в этом главное. А главное, что скоро она сможет остаться наедине с собой, выкинуть все мысли из головы и временно забыть о проблемах. Только приятная, расслабляющая тишина, нарушаемая гулким эхом; ведро с мыльной водой, новомодная швабра в руках, резиновые перчатки до локтей, в кармане чуть тесноватого халата тряпка для протирания поручней и боковин центрального эскалатора первого этажа. При мысли об этом чудовище Любовь Петровна невольно вздрогнула. Всё устраивало на новой работе: зарплата – хорошая добавка к пенсии, относительная чистота (не считая весны и осени) вверенного ей пола, тишина во время работы. Только вот эскалатор пожилая женщина не любила.

Даже больше – она его боялась. Конечно, она проходила технику безопасности, когда устраивалась сюда через старую знакомую, знала, что после окончания рабочего дня все эскалаторы в здании отключаются. Даже больше: она неоднократно ездила на этом чудовище – в присутствии других людей непонятный, гнетущий страх отступал и прятался где-то в глубинах сознания, но всё-таки…

– Пора, девочки! Пора, кого ждём? – сорокалетний лысеющий Василий Николаевич, менеджер среднего звена – как он себя называл, вышел из своего кабинета и помахал в воздухе руками, разгоняя вверенный ему персонал по рабочим местам. "Девочки", возраста от тридцати до тридцати с большим "хвостиком" и, прямо сказать, огромными "хвостищами", подхватили рабочий инструмент.

– Люб, ну что, пойдём после работы ко мне, почаёвничаем? – Машка, точнее Мария Романовна Косых, шла рядом с Любовью по гулкому холлу гипермаркета. Без покупателей здание казалось больше раза в два. – Про мужиков своих расскажешь, а?

– Голова сегодня что-то болит, – идти к Машке и делиться очередной порцией неудачной семейной жизни совершенно не хотелось. – Давление, наверное.

– Да, давление, – тут же подхватила новую тему подруга. – Таблетки-то пила?

– Какие? – растерянно переспросила Любовь Петровна. За годы работы инженером на заводе она настолько привыкла к имени-отчеству, что даже мысленно себя называла также.

На горизонте показался проклятый эскалатор, в обрамлении двух художественно оформленных каменистых горок с искусственной зеленью и ручьём. Мытье зелени раз в неделю тоже входило в её обязанности, но женщина предпочла бы каждый день протирать все эти пластмассовые листья и цветы, лишь бы не прикасаться к железному чудовищу.

– Да от давления, – Машка махнула рукой. Стеснения от размера одежды она не ощущала – халат болтался на ней, почти как на вешалке. – Странная ты какая-то сегодня. Ладно, побежала я.

Подруга, громыхая (и как эй это удавалось?) пластиковой шваброй, исчезла в недрах магазинного исполина. Любовь Петровна облегчённо вздохнула, поставила ведро на тёмно-серые плитки пола и начала привычное занятие.

Через два часа все цветы были перемыты, полы тоже – и оставалось последнее. Любовь Петровна всегда оставляла ЭТО на самый конец работы.

Железное чудовище молча смотрело на неё. Всего пятнадцать ступеней, глянцевые боковины стен и пара резиновых поручней. Но Любовь Петровна испытывала нечто близкое к ужасу, когда оставалась с ним один на один. Пожилая женщина в который раз пыталась разобраться в своих чувствах, но не находила ответа. На других эскалаторах в этом же центре сколько раз ездила, в метро каждый день, – и ничего, никакого страха. А этот…

Монстр. Голодный железный монстр, с рядами мелких квадратных зубов, который затаился и ждёт удобного момента, чтобы…

– Люб, я уже закончила! – Машка в сопровождении характерного грохота показалась из-за поворота. – Ты идёшь?

– Нет, – отмахнулась Любовь Петровна. – Мне ещё этот остался.

– А-а, – подруга понимающе закивала головой. – Ну, я тогда пойду, к Алке забегу…

– Да, иди, – женщина выжала тряпку и теперь набиралась мужества. – Иди.

– Ты себя чувствуешь-то как? – Машка не спешила уходить. – Может, я помою?

– Нет, нет! – торопливо начала отказываться Любовь Петровна.

Дружба дружбой, но за такую "помощь" придётся рассчитываться из зарплаты, а у Ольги кредиты, и Пашка, бестолковщина, чужую машину разбил… А благоверный даже не почешется лишний раз детям помочь…

– Иди, Маш, я сама, – в последний раз отказалась Любовь Петровна и решительно поставила ногу на первую пластину эскалатора.

Женщина заканчивала работу на верхних ступеньках, радуясь, что на сегодня кошмар с мытьём чудовища почти закончен, когда в железном чреве под её ногами что-то негромко заурчало и дрогнуло.

Парализованная внезапным ужасом, Любовь Петровна даже не подумала о том, чтобы шагнуть вперёд и оказаться на твёрдом полу. Наоборот, она судорожно вцепилась в резиновый поручень, трясущимися губами читая молитву, а зубчатая лента начала движение вниз.

– Господи, нет, господи, господи… – бессмысленной скороговоркой повторяла женщина.

Она боялась оторвать взгляд от резиновой ленты и взглянуть на приближающийся пол. Ей чудилось, что там, между ступенями и серыми плитками, разверзается почти огнедышащая дыра-пасть, и монстр утробно рычит, предвкушая добычу. Перед глазами в один миг пронеслась вся бестолковая жизнь: обычное "совковое" детство, школа, институт, замужество, работа инженером на заводе, рождение Ольги и Пашки, крах СССР, безработица, кризис, нищая пенсия, вечно недовольный муж, дети, приходившие к ней только за деньгами…

Разве этого она хотела? Об этом мечтала? В один миг пришло понимание, что целая жизнь была потрачена впустую.

И вот теперь пришло время расплаты.

– Господи, господи, господи! – Любовь Петровна от обиды и страха обрела голос. Ей же ещё жить и жить, столько всего сделать можно! Да вот хоть собой, наконец, заняться или пуговки у халата перешить!

– Нет, господи, нет!

Ступени под ногами выровнялись, подвозя её к стыку между зубчатой лентой и железным началом пола, и замерли. Не веря своим глазам, женщина слабо улыбнулась, отпустила мокрую тряпку, влажно шлёпнувшуюся рядом с разношенными рабочими туфлями, и облегчённо вздохнула.

– Спасибо, господи…

Кошмар закончился, и мысли о зря прожитых годах показались ей смешными. Что только в голову с перепугу не придёт! Хорошая у неё жизнь, все так живут – и она будет. А под халат надо просто кофту потоньше надеть, чтоб не жало…

Любовь Петровна не успела сделать спасительный шаг, когда пластина ступени под её ногами вдруг исчезла, и женщина по щиколотки провалилась в железные недра, на доли секунды замерев на оси бегунков. Влажные подошвы мягких туфель тут же соскользнули с гладкой опоры, и женщина, охнув, упала вперёд, опрокинув стоявшее на исправной ступени ведро и упершись руками в мокрый пол. От резкого движения пуговицы с треском отлетели от халата и звонко раскатились по ленте эскалатора и каменным плиткам, приглушённо падая в мыльную лужу.

– Господи… нет…

– Лю-уб! – донеслось откуда-то издалека. – У тебя там что?! Николаич спрашивает!

Любовь Петровна не успела ответить.

Железный монстр торжествующе взрыкнул, пришёл в движение – и следующая ступень смачно впилась металлическими зубами в ноги закричавшей женщины.

Монстр жрал, а в холле эхом звенел истеричный женский визг.

Василия Николаевича утешало только одно: торговый центр не работал. Всё остальное было очень скверно.

В холле первого этажа, возле эскалатора в окружении двух искусственных каменных горок, трудились эксперты следственной группы. Яркая пластмассовая зелень возле входной площадки была покрыта засохшими бурыми пятнами и ошмётками плоти, как и сам эскалатор. В месте стыка ступеней и пола зияла дыра.

Следователь нервно мял в пальцах сигарету, психолог говорил с женщиной лет сорока пяти, которая захлёбывалась слезами. В холле показался один из сотрудников администрации торгового центра с папкой в руках. Стараясь не смотреть в сторону работающих экспертов, сотрудник протянул затребованное "Личное дело Герасимовой Любови Петровны".

Следователь сунул измятую сигарету в карман, взял документы. Администратор, стоявший тут же, неподалёку, совершенно бледный и то и дело вытиравший лоб с крупными бисеринами пота, сглотнул, в очередной раз дёргая уже почти распущенный узел галстука.

– Как же… – он растерянно смотрел на сурового следователя. – Выключено же было…

– Разберёмся, – следователь убрал "Дело" в кожаную папку. – Жень, ну что там?

– Фарш, – один из экспертов выпрямился, стянул тонкие латексные перчатки. – Абсолютный. Не знаю, каким образом, но смололо, как в мясорубке. Похоже, серьёзная техническая неисправность, точнее пока не скажу. Здесь спецы нужны. Я даже пуговицу из него извлечь не могу, зажевало намертво…

– Го… го… гос… поди! – у свидетельницы случился очередной приступ истерики. – Лю… Лю… ба!

Следователь обменялся взглядами с уставшим психологом. Тот перенаправил рыдающую женщину к администратору и подошёл к старшему.

– Говорит, потерпев… – психолог оглянулся на эскалатор и подавил рвотный позыв. – Погибшая на давление жаловалась. Может, приступ или ещё чего, пятьдесят семь лет тётке было. Голову обнесло – вот она и попыталась за что-нибудь ухватиться. И случайно кнопку включения нажала.