Как мало нужно нам, чтоб устоять,
Чтоб дальше жить! Всего лишь птичий щебет!
1959
230
Как в море камешек простой
И свеж, и чист, и ярок!
Но ты несешь его домой —
И блекнет твой подарок.
И ты ему уже не рад
И отшвырнул… – Послушай:
Ну он-то разве виноват,
Что ты живешь на суше!
1960
231
Звенит лазурь, и ветры вторят.
И влага пенится легко.
Но то не воздух и не море
И не сейчас и далеко.
То лишь предчувствие чего-то.
Что мне обещано потом
И прозвучало словно нота
Под неуверенным смычком.
Мираж? Мечты? А если все же.
Рассудку вопреки, оно
На то, что ждет меня, похоже
И мне взаправду суждено?
Как не принять его и даже
Не слиться в радости одной —
Ты скажешь мне: с земным миражем? —
А может, с правдой неземной?
1960
232
Мне больше ничего не надо,
Ни даже девушки влюбленной.
Но если б мягкий сумрак сада,
И чтоб туда сойти с балкона,
И где-то в глубине аллеи
Густой сирени куст высокий,
И там, от радости шалея,
Сложить наивнейшие строки!
Не те, где мне сейчас так трудно.
Где сердце мечется и молит.
А те, где юность безрассудно
Себя влюбленностью неволит.
Влюбленностью в весенний вечер,
В звезду, в страданье, в незнакомку —
В тебя, что девушкой навстречу
Ко мне торопишься в потемках.
1961
233
Есть русское слово «родная»,
Которого нету нежней.
Где этого слова не знают —
На целую радость бедней.
В душе оно свято хранимо,
На людях его не слыхать,
И даже не всякой любимой
Его ты захочешь сказать.
Когда до последнего края,
Родная, с тобою дойду,
Когда на прощанье, родная,
Последнее слово найду —
То будет им снова и снова,
На все мое счастье в ответ,
Вот это заветное слово,
Нежнее которого нет.
1960
234
Я все тебя искал. Я долго шел
По всем тропинкам, будто бы без дела.
И вот тебя я так и не нашел —
Лишь ту скамью, где ты тогда сидела.
И я увидел то же, что и ты:
Пологий холм, траву сухого цвета,
Простые, бледноватые кусты —
Обычный почерк северного лета.
Но тут я вдруг твои глаза обрел.
И я увидел ими мир окрестный —
И странно: он передо мной расцвел
Как свадебный алтарь перед невестой.
Багряным цветом вспыхнули кусты,
Трава взметнулась хризолитом пенным
Кого ждала, о чем мечтала ты,
Что стало здесь все так благословенно!
1961
235
Я умер. И часы мои
С руки похолодевшей сняли.
Они еще идут. Они
Еще дышать не перестали.
Они заканчивают бег,
Так четко связанный со мною.
А завтра кто-то их себе
Возьмет, связав с судьбой иною.
И вот, не знаю почему,
Но померещилось мне, будто
Они не захотят ему,
Как мне, одалживать минуты.
Они соскучатся по мне.
По вены близкому биенью.
Что, строчкою окаменев.
Становится стихотвореньем.
По тесной дружбе тех ночей.
Когда они со мной не спали.
С цезурой спорили моей
И мой анапест обгоняли.
И вот, чтоб как-то избежать
Непрошенного новоселья,
Они начнут спешить, бежать,
На день опережать неделю;
Соскальзывать с чужой руки,
В обивке прятаться диванной,
С собою, наконец, с тоски
Покончат, захлебнувшись в ванной.
И будет их в руках вертеть
С досадой часовщик сердитый…
Но никому не разглядеть,
Какая тайна в них сокрыта!
1960
236-237. Стихи о Петербурге
1
На Каменноостровском – тишина
И бледность белой петербургской ночи.
Уже как будто в воздухе весна,
Но щедрой стать она не хочет.
Лишь изредка, чем ближе, тем звончей,
Сухих торцов проснется говор ломкий,
Когда на франтоватом лихаче
Промчится Блок с влюбленной незнакомкой.
Да тротуар уснувший оживет
Под торопливым шагом пешехода.
И снова – тишина. И снова – год
Из тех, что до семнадцатого года.
Зачем я вот не этот пешеход,
Не кучер, что везет на Стрелку Блока,
Не дворник, задремавший у ворот,
Не проститутка, что домой бредет —
Вернулось бы лишь то, что так далеко!
Тот Петербург, куда возврата нет,
Где в мае ночь бледнее, чем Татьяна,