Оставалось тайной, почему Наполеон счел бывшего рейнца, чье владение в Охсенхаузене подлежало аннексии, королем Вюртемберга, способным смотреть на вещи как «истинный австриец». В то время Меттерних относил приглашение на пост посла в Париже на счет стараний своего друга, графа Александера де Ларошфуко, временного поверенного Франции в Вене. Донесения ла Форе подтверждают это по крайней мере в том смысле, что они изображали Меттерниха личностью, допускавшей экстравагантные жесты доброй воли в отношении Франции, как только новости о заключении Прессбургского договора достигли Берлина. Это его поведение отвечало настроению, с которым был написан в то же время упомянутый выше меморандум о расколе Европы. Как бы то ни было, откликаясь на требование Парижа, Штадион вызвал Меттерниха в Вену. Он поставил берлинского посла перед выбором – либо ехать послом в Санкт-Петербург, куда его приглашал царь Александр, сотрудничавший ранее с Меттернихом в Берлине, либо отправиться в Париж умиротворять завоевателя. Но ведь Париж оставался Парижем!

Выбор Меттернихом Парижа определяли два обстоятельства: гордость, как он хвастал, оттого, что «превзошел в карьере всех коллег своего возраста», и прекрасное ежегодное жалованье в размере 90 тысяч гульденов. Эта сумма превышала в два раза доходы от имения Виннебург. В других отношениях он испытывал некоторую дрожь. В Санкт-Петербурге он мог бы трудиться над созданием Восточной конфедерации, в Париже он мог быть только просителем.

Генц сочувствовал Меттерниху, хотя последнего больше забавлял, чем радовал обычный выспренний стиль письма друга. «Столь чистой и возвышенной душе, как у тебя, – писал Генц, – не следовало бы соприкасаться с обителью, где много преступлений и ужаса». У нового посла было мало оснований восхищаться разработанными для него инструкциями. Предлагая дружбу Австрии, он должен был пояснять, что любое сближение зависело от проявления Наполеоном доброй воли. Доказательством этого было бы буквальное соблюдение им Прессбургского договора, косвенно признающего рейх и право Австрии производить в нем набор рекрутов. Но если суждено было случиться худшему, то Меттерниха предупредили, что на кон ставилась корона, хотя ему самому не позволялось вести торг по этому вопросу.

Не ведая совершенно о намерениях Наполеона, Штадион и император едва ли могли действовать решительно. Но официальная позиция – бессмысленная демонстрация уязвленной гордости, апелляция к справедливости в сопровождении завуалированного предложения уступок – противоречила взглядам Меттерниха, который считал, что необходим решительный разрыв с прошлым, что не следует ханжески умиляться текстом договора, а необходимо настойчиво искать разумную и взаимовыгодную корректировку условий договора. Хуже того, хотя инструкции для Меттерниха были готовы 8 июля, он медлил и не выезжал из Вены до 12 июля, до того самого дня, когда вступил в силу пакт о Рейнском союзе. Когда же Меттерних добрался до Страсбурга, его задержали так же, как и Гравенреса. Для задержки были определенные причины: Наполеон не желал, чтобы какие-нибудь внешние помехи затормозили «энергичную работу политического механизма в последние две недели июля». Как утверждал Меттерних много лет спустя, Наполеон строил козни из опасений, что новый австрийский посол станет свидетелем осложнения франко-русских отношений и окажет неблагоприятное влияние на неопытного русского посланника графа Убриля. В действительности Париж был озабочен больше всего укреплением Рейнского союза и роспуском рейха. Очевидно, Наполеон не знал в подробностях содержания инструкций, данных Меттерниху или Гравенресу, однако он догадывался, что ни тот ни другой не были уполномочены признавать Рейнский союз, какими бы мотивами это ни обосновывалось. Да, пакт о союзе был подписан, но на предварительных условиях и по принуждению. Процесс окончательной ратификации договора был отнесен на 25 июля в Мюнхене. Курфюршества имели в запасе время для дезавуирования подписей своих представителей. Вот почему Наполеон закрыл 14 июля границу для всех иностранцев, собиравшихся перебраться через Рейн. 22 июля он заявил Винсенту, что если Франц не отречется от трона к 10 августа, то французские войска форсируют реку Инн. Достойный ответ на такое заявление мог бы дать только человек, сам возглавляющий армию. Винсент дал такой ответ. Это был дерзкий отпор, хотя и от своего только имени. В Мюнхене 25 июля имел место обмен ратификационными грамотами участников Рейнского союза. 29 июля Меттерних освободился из заточения в Страсбурге и 2 августа прибыл наконец в Париж, встретив весьма холодный прием. Наполеон соглашался принять Меттерниха в качестве посла Австрии, но не как дипломатического представителя Священной Римской империи в соответствии с верительными грамотами.