– Смельчак, Рудольф, вы здесь? Вы нужны мне!

Никто не отзывался.

Тогда он окликнул своих новых друзей погромче, затем – уже во весь голос… Но по-прежнему никто ему не ответил.

Тогда мальчик выкрикнул:

– Пер-Ноэль, ты трус!..

В этот момент кто-то спросил его:

– Что это вы здесь делаете, молодой человек, позвольте поинтересоваться?

Жан-Пьер вдруг осознал всю несуразность своего поведения: ведь он, получается, разговаривает сам с собой. Мальчик оглянулся – из-за ограды на него смотрел мужчина высокого роста, смуглолицый, подтянутый. Он был одет в тёмное пальто и опирался на зонтик, заменявший ему трость. «Ни дать ни взять Арий, как его описывал дядя Поль», – подумал мальчик. А тот обратился к нему:

– Позвольте представиться: Гиен де Фей, профессор истории, а вас как зовут?

– Жан-Пьер Мартан.

– О-о-о!.. – удивлённо протянул профессор, – не родственник ли вы месье Мартана, издателя?

– Родственник, а вам-то что? – Жан-Пьер удивился собственной дерзости. Нагрубить сверстнику в ответ на его любопытство было для него обычным делом, но только не взрослому человеку, не так он был воспитан.

– Ох, извините, – прокашлявшись, сказал незнакомец. – Уже темнеет, а в эту пору Булонский лес не место для детей, даже таких рослых как вы.

– Если нам по пути, мы могли бы вместе пройти часть дороги.

– Конечно, если вы меня не боитесь, – профессор знал, как задеть мальчишеское самолюбие.

– Я? Вас? Ха! Нет, конечно. С удовольствием составлю вам компанию.

С этими словами Жан-Пьер вышел за ограду. Пройдя шагов пятнадцать, он в последний раз оглянулся назад, хотя уже и не надеялся никого увидеть.

Когда он попрощался со своим спутником, зазвонил мобильный. Номер, высветившийся на экране, был ему неизвестен.

– Добрый вечер, Жан-Пьер, вам звонят из госпиталя.

– Что с мамой? – испуганно вскрикнул мальчик.

– Не волнуйтесь, мы звоним по её поручению, скорая помощь скоро доставит её домой. Просим вас быть дома.

– Конечно-конечно, месье, я буду ждать. Да, это точно наш адрес.

Жан-Пьер положил трубку и застыдился своего сегодняшнего поведения.

– Что это было со мной? – спросил он вслух самого себя.

Взяв себя в руки, он вернулся домой и сел у окна гостиной, выходящего на авеню Моцарта, ожидая машину из госпиталя.

Поль скучал в окружении карликов, глядя на очередное сражение, которое хозяин дворца представлял его вниманию. Это была битва при Гранике, как раз сейчас македонская конница обходила ряды персов для нанесения удара в центре. Когда-то это, конечно же, вызвало бы интерес, но тут битвы шли одна за другой и уже, верно, третий день, если смену тусклого светила на мрачном небе можно считать днём.

– Почтенный гость, – вдруг обратился к нему один из уродцев, сидящих подле, – повелитель приглашает вас к себе, – он сделал реверанс с претензией на изящество, в обычной жизни наверняка рассмешивший бы Поля, но тут всё было пропитано убожеством и дух несчастья витал в воздухе.

Поль встал с кресла, установленного на противоположном краю зала битв Валгаллы. Карлики обступили его, составив свиту. Как только Поль сделал несколько шагов, он оказался как бы посреди битвы, но сражающиеся не видели его и никто его не касался. Он шёл сквозь гущу резни и человеческих страданий. Тут не было никакого героизма или чего-то достойного славы – всё походило больше на массовую бойню. Кровь, пот, слёзы воинов перемешивались с песком под ногами персов и греков. Вдруг путь Поля на мгновение пересекла колесница и из неё прямо ему под ноги выпал сражённый копьём чернокудрый воин. Пришлось остановиться, чтобы не наступить на упавшего. Истекающий кровью человек посмотрел прямо ему в лицо и протянул руку, моля о помощи. Поль бросился к умирающему, но не успел дотронуться до него, как тот растворился в воздухе. Поль оглянулся на своих спутников, желая спросить, что это было, но никого не увидел рядом. Тут его окутала песчаная буря и унесла с арены сражения всё и всех, растворяя в себе колесницы с конями и целые фаланги македонян.