– Секундочку! – я поднял руку. Если он ждал пока мы шли, то ещё пару мгновений, до того, как я сообщу координаты местности нашему радисту, как-нибудь подождёт.

– Иванов, – вновь окликнул я своего радиста. – Доставай блокнот, пиши: – Десантировался по координатам Х… У… У меня три пятёрочки, начинаю движение в район поиска. Записал?

Тот сунул мне под нос сделанную запись, и я удовлетворённо хмыкнул. Теперь наконец-то разобравшись с радистом (он, записав текст, начал передавать радиограмму в отряд), я повернулся к своему заместителю.

– Ну и? – мне было непонятно, что такое могло заставить моего заместителя так суетиться.

– Командир, косяк! – трагичным шёпотом известил меня Тулин. Я напрягся в ожидании чего-то уж совсем нехорошего. – Барин, баран, прицел угробил!

Фу ты! – я даже испытал какое-то облегчение. Поломка оптического прибора не самое страшное на войне, было бы хуже, если б он его потерял. Но облегчение от ожидания худшего быстро улетучилось и во мне начало нарастать глухое раздражение.

– И каким образом? – мне вспомнилось, что у Баринова – снайпера из тыловой тройки – это был далеко не первый косяк. И вот теперь ещё этот чёртов прицел. Хорошо, если сломалось что-то так, по мелочи, а если полный кирдык? Ни ротный, ни комбат спасибо точно не скажут, списывать полгода будем.

– С «Урала» прыгал ну и… – пояснил Тулин и махнул рукой, всё остальное было понятно без слов.

– Ясно, о борт зацепил, значит. – Мне почему-то и сразу подумалось именно об этом. – Вот придурок! Ладно, чёрт с ним! После БЗ разберёмся.

– Угу, – поддакнул мой заместитель, но как-то так неуверенно, что я всерьёз обеспокоился моральным и физическим здоровьем Баринова. Мне ещё не хватало для полного счастья, чтобы боец на задании ещё и в ожидании предстоящего нагоняя дёргался.

– Ты вот что, Степан, сейчас больше не матери его, не надо, да и вообще замни тему, скажи, что спишем.

– Не вопрос! – отозвался Тулин, видимо обиженный моей столь спокойной реакцией на происшествие. Что ж, пришлось малость его воодушевить.

– Сейчас его третировать ни к чему, а после боевого задания в зиндан гада! – зинданом у нас именовалась глубокая яма, вырытая на задворках ПВД. – Но пока об этом ни-ни! – я всё же решил окончательно раскрыть ему свои карты. – Не будем нарушать морально-психологический климат. – И без всякого перехода: – Вопросы?

– Командир, я всё усёк! – мой заместитель довольно осклабился и, развернувшись, растворился за зеленью ветвей.

Вот ведь чёрт бы побрал этого Баринова – ещё одной головной болью больше стало! Хотя, если вдуматься, какие у меня головные боли? Да никаких, разве что находиться четверо суток на одном месте без движения обрыднет хуже горькой редьки. Но, в конце концов, не такая уж это и великая тяжесть – сидеть на попе ровно и бездельничать. По уму мне бы надо с собой книжку взять… А что, у меня радист в первой командировке так и делал, пока я ему по ушам не настучал. Нет, уж коли чувствуешь в себе силу непомерную, лучше пару лишних пачек патронов захвати…

– Передал, – довёл до моего сведения младший сержант Кашкин – старший радист моей группы. Если он думал, что я за это сообщение скажу ему спасибо, то был сильно разочарован, настроение у меня было не то.

– Ты не болтай, бестолочь, ты радиостанцию сворачивай! – вот обормот, уже сотню раз говорил ему: «Передал информацию – сразу готовься к движению», а ко мне – только если вопросы появились. Чего лишний раз языком тренькать?! Хотя, может и зря я его ругаю, по вопросу организации связи к нему претензий нет, если что с приёмом-передачей не ладится, то сразу туда-сюда метаться начинает и если потребуется, то хоть на дерево полезет, но своего добьётся. Проблем со связью у меня ещё не было. На крайний случай он тонами с дежурным радистом общается. Не морзянкой, нет, у них там какие-то свои собственные договорённости имеются – коротко и по существу. Так что он хоть и бестолочь, но не самая большая. Во всяком случае, на порядок меньше, чем тот же Баринов.