Вдова встретила его в трауре, но вполне приветливо и даже улыбнулась, хоть и скорбно. Это была немолодая женщина с полным лицом и черными волосами с проседью. Усадив Никиту чай пить с пирожками собственного производства, она спросила:

– Как это случилось? – и утерла платком пару слезинок, выступивших в уголках глаз.

– Признаться, Анна Тимофеевна, этого толком никто не знает.

– Отчего так? Ведь небось следствие было?

– Оно и сейчас, можно сказать, ведется, – сказал Никита и отвел глаза под ее напряженным взглядом. – Но я как журналист… – «Господи, прости мою душу грешную за эту невинную ложь…» – …надеюсь придать ему дополнительный импульс.

– Да?

В глазах Анны Тимофеевны засветилась надежда, словно Никита обещал ей вернуть погибшего живым и невредимым.

Эта реакция смутила его.

Работа репортером уголовной хроники научила его быть нагловатым и развязным, но разве можно вести себя подобным образом с пожилой женщиной, к тому же лишившейся подспорья на старости лет?

– Я хочу написать статью, которая заставит местные правоохранительные органы тщательнее заняться этим инцидентом. Подхлестнуть их. Это чистая правда, – сказал Никита, посмотрев на вдову ясным взглядом, и для большей убедительности положил руку на сердце. – Но для этого мне необходимо как можно больше узнать о погибшем Юрии Петровиче Смагине.

Анна Тимофеевна улыбнулась.

– А ведь он из ваших краев, – сказала она.

Никита чуть не поперхнулся пирожком. Откашлявшись, он сказал:

– Вот как… А зачем он поехал к нам? Вы не знаете?

Анна Тимофеевна пожала плечами.

– Не знаю, – сказала она и опустила глаза.

Никита ей не поверил. Надо было найти подходы к вдове.

Он взял очередной пирожок и принялся расхваливать его достоинства.

– Разве может покупное изделие сравниться с шедевром домашней кухни?

Анна Тимофеевна зарделась. Никита продолжил:

– Просто удивительно, что в Москве до сих пор сохранились люди, которые могут поподчивать своим, домашним пирожком и не бегут в универсам, чтобы угостить гостя на скорую руку.

Польщенная Анна Тимофеевна разговорилась.

Оказалось, москвичкой – к своему неудовольствию – она стала три года назад, когда перебралась сюда ее дочь, особа, по всей видимости, энергичная и предприимчивая. Она купила матери эту однокомнатную квартиру и с головой ушла в бизнес.

Анна Тимофеевна почувствовала себя заброшенной.

В один из приступов отчаянного одиночества она решилась пойти на вечер знакомств для тех, кому за пятьдесят.

– Там меня судьба свела с Юрием Петровичем, – хлюпнув носом, сказала Анна Тимофеевна.

Пожилая женщина расчувствовалась, и слезы потекли у нее по щекам.

– И как долго вы состояли в браке с Юрием Петровичем?

Слезы высохли сами собой. Анна Тимофеевна поджала губы и неохотно сказала:

– Мы не были расписаны. Мы состояли в гражданском браке. В наши годы это уже не обязательно. Лишь бы человек был хороший, – сказала она.

– Юрий Петрович был хороший человек?

Анна Тимофеевна не спешила с ответом.

– Анна Тимофеевна, поверьте, я ваш друг. Мной руководит чувство справедливого возмездия.

«Господи, прости мою душу грешную еще раз».

– Тем более, что речь идет о моем бывшем земляке. Что он представлял собой как личность?

– О, это был незаурядный человек. С характером. Но справедливый. Я себя с ним чувствовала, как за каменной стеной. И внешне он был крайне привлекательный мужчина. Рослый и сильный. Правда, уже с поредевшими волосами, но все равно очень даже привлекательный.

– А вы не знаете, как давно он перебрался в Москву из наших мест?

– Не знаю. Он вообще мало распространялся на эту тему.

– А где он работал в Москве? На эту тему он тоже не распространялся?