– Кстати, я говорил, что отопление у меня в квартире уже неделю как не работает?

– Вы звонили арендодателю? Может, следует уведомить этого… Как его зовут? Майк?

– Я-я-я…

– Просто предложение, но – в такую-то погоду – вам не кажется, что было бы мудрым решением уладить эту проблему? Уверен, что супервизор по зданию примет вашу жалобу и в момент всё решит.

Супервизор, Майк, мне не нравится. Он задаёт слишком много вопросов.

– Мне пора, – отзываюсь я.

Доктор Уитакер съезжает на сиденье.

Я не предпринимаю никаких реальных шагов к тому, чтобы уйти.

– Окей, как насчёт того, чтобы рассказать мне о той девушке с работы, которая вам нравится? Как её имя? Сесилия? Вы называли её Сиси.

– Да, но Мише она не понравилась, потому что прямо перед ней выругалась. Мне это не понравилось тоже, так что я просто сказал, чтобы она убиралась прочь из моей жизни.

– Это как-то радикально, выбрасывать девушку из своей жизни за ругань. Разве вы не могли просто донести до неё свои чувства по поводу её языка? Вам не кажется, что вы поддаётесь старой привычке, о которой мы говорили в прошлый раз? Ну, помните, когда вы сказали, что находите разные причины для того, чтобы выталкивать людей из своей жизни, – не думаете ли вы, что в этом случае вы именно это и сделали?

– Но я же говорю…

За спиной доктора, точно изморозь в лунном свете, сверкают его дипломы. «Лектор-аспирант». «Консультирующий психиатр, Лондонский психологический центр». Надписи на некоторых я не могу толком прочесть. Снова переключаю внимание на лицо доктора Уитакера. Лоб расчерчен глубокими морщинами озабоченности. Выражение лица мягкое.

Оглядываюсь, пытаясь понять, сколько сейчас времени. Часы я перестал носить несколько лет назад, после того, как меня обчистили, когда я выходил со станции «Тоттенхэм-Корт-роуд». Доктор снял со стены большущие часы, потому что их тиканье меня нервировало. Но я по-прежнему поглядываю на то место, где они висели во время наших предыдущих встреч. И то, что я их там не вижу, тоже меня нервирует. Как и 1029735 других вещей.

– Казалось, она милая девушка. Почему вы не расскажете, что на самом деле вам в ней не нравилось?

– Я рассказал, док. «Милой девушкой» она не была. О, знаете, Мама же послала мне несколько фотографий девушек. Было смешно. Мы с Мишей хохотали, пока животы не заболели. Мама на полном серьёзе предложила мне выбрать одну и жениться на ней!

– Что ж, мне известно, что это вполне приемлемый способ подыскать партнёра в некоторых культурах Южной Азии. Возможно, вам стоило бы попробовать и этот вариант?

Поверить не могу, что мой врач хочет, чтобы я рассмотрел возможность договорного брака. Мои родители выкладывают по сто тридцать фунтов за сеанс, чтобы этот клоун убедил меня жениться на ком-то, кого я в жизни не видел. Браво.

Я не хотел обзывать его клоуном. Он ведь мне как отец. Но – нет, ну правда.

– Док, серьёзно? Как вы можете мне такое советовать? Они просто пытаются теперь затащить меня обратно в Пакистан. Какой толк в ж-ж-женитьбе, если в один прекрасный день всё в любом случае развалится?

– Вы очень хорошо знаете, что не все браки заканчиваются подобным образом.

– Мамин и папин закончился именно так, – тихо возражаю я.

Смотрю на свои ботинки. Одна стопа бешено стучит по полу. Не хочу больше говорить; голова внезапно тяжелеет, будто её наполняют серые тучи, тёмные и предгрозовые. Горе ощущается в пальцах ног, в коленях. Клубится внутри тела. Я резко встаю.

– Давайте продолжим с этого места на следующей неделе, – говорит доктор Уитакер, поднимая взгляд от своих заметок. – Я хочу, чтобы вы, возможно, подумали о том времени, когда ваши родители были с вами. Вместе.