Он больше не хотел доискиваться, почему она отправила эту картину во дворец Шоукан.

Может, она решила побаловать госпожу, а может, та сама попросила понравившийся свиток – и разве могла отказать ей Вэй Инло, девица низкого происхождения, уповающая на ее милости?

– Ступай, – тихо сказал Хунли. – Иди во дворец Яньси.

Ли Юй удалился.

Сложнее всего было ждать. Император ходил взад-вперед мимо злополучной картины и на каждом шагу бросал взгляд в сторону дверей.

Едва там показался силуэт главного евнуха, Хунли прекратил расхаживать, стремглав бросился к столу, сел за него, схватил первый попавшийся доклад и изобразил безразличие.

– Что тебе сказала старшая наложница Вэй?

Ли Юй посмотрел на доклад, который император держал вверх ногами, притворился, что ничего не заметил, и, склонив голову, ответил:

– Старшая наложница Вэй сказала… что осознает свои ошибки.

– Да? – Он тут же отложил доклад и быстро поднялся. – Пойду-ка я посмотрю, насколько хорошо она их осознала.

Он так торопился, что слуги даже не успели известить о его прибытии.

Во дворце Яньси спешно зажигали свечи, едва причесанная Минъюй вышла встречать императора с шестиугольным фонарем в руках.

– Ваше величество, хозяйка уже удалилась ко сну…

Хунли остановил ее движением руки и прямиком направился в спальню.

Вэй Инло поспешно встала, она была в домашнем халате, неубранные длинные волосы струились черным атласом, в котором отражалось пламя свечей, – неповторимое по красоте зрелище. Она улыбнулась:

– Ваше императорское величество, откуда вы здесь?

Хунли глубоко вздохнул. Он прибыл, полный гнева и надменности, но при виде ее кокетливой улыбки склонил голову и, не дожидаясь извинений, высказался первым:

– Я велю младшей супруге Цзя в течение месяца оставаться взаперти, размышлять о своих ошибках и переписывать «Жизненные образцы для женщин»[17].

Больше этого он был не способен сделать. Он не мог сказать вслух «прости», но именно об этом молили его слова и действия.

Вэй Инло хорошо это понимала. Чуть помедлив, она легко улыбнулась и, словно нарочно желая его позлить, произнесла:

– Император признает свою ошибку?

Веки Хунли дрогнули.

Эта женщина… Не может она придержать язык и оставить свое мнение при себе?!

Снова придя в ярость, он подошел широким шагом, вдавил Вэй Инло в постель и, глядя на нее сверху вниз, с досадой спросил:

– Вэй Инло, почему ты вечно меня изводишь?!

Девушка рассмеялась, и ее звонкий смех успокоил его гнев.

– Ваше величество, – она обхватила Хунли за шею, притянула его к себе и, словно шаловливый котенок, легко укусила в губу, – такова уж моя природа. Даже если вам она не по нраву, я не могу ее изменить!

Хунли медлил. Разве хотел он, чтобы она изменилась?

Инло всегда была такой: на нее легко было любоваться, но сложно поймать, еще сложнее удержать. Словно дикая кошка, она сама выбирала, когда приблизиться, а когда отдалиться. Это он всегда искал ее, она же никогда сама не приходила к нему и ни о чем не просила.

Все женщины в гареме принадлежали ему – и она, конечно, тоже… Но в то же самое время она словно никогда не была его собственностью.

Как же ему приручить эту кошку, которая сама выбирает, когда подойти, а когда отбежать?

Ночь была исполнена нежности.

На исходе ночи Вэй Инло свернулась клубком в одеяле. Хунли сидел рядом и смотрел на нее завороженно, а потом вдруг тихо позвал:

– Ли Юй, объявляю высочайшее повеление.

Главный евнух приблизился, правда, в этот раз он твердо решил не действовать второпях – на случай, если император опять передумает и будет винить во всем его.

Повелитель же произнес:

– Повелеваю министру общественных работ Хадахе в роли главного посла и члену государственной канцелярии Улингге в роли заместителя посла произвести старшую наложницу из рода Вэй в супруги третьего ранга – младшей супруги Лин. Кроме того, младшей супруге Цзя наказываю в течение месяца оставаться в заточении, размышлять о своих ошибках и переписывать «Жизненные образцы для женщин».