Я остался. Думал я так: вреда он мне большего причинить не сможет, разве что убить соберется. Но как раз этого он, похоже, и вправду делать не планировал. Иначе зачем такие сложности с моими отпечатками, с уговорами этими? Зачем цепь снял? Останусь хотя бы на пару часов, соберу мысли в кучу, обдумаю все как следует, а там посмотрим. Я ведь, действительно, на ногах еле стоял. Тошнило не переставая, вот-вот вырвет. В голове вихрем кружились фантастические события дня. А еще, его глаза. Исикава смотрел на меня умоляюще. Глаза его говорили: «Я не обманываю, ты вправе уйти, когда тебе вздумается, но прошу тебя не делать этого». Хотя, какие, к черту, глаза, что я тогда там мог увидеть? Это я видно теперь придумал.

Я остался. Медленно подошел к Исикаве, и опустившись рядом с ним на диван, схватился за голову.

– Зачем вы это сделали? – прошептал я.

– Потому что предвидел твой уход. Я знал, что ты пожелаешь уйти в ту же секунду, как только очнешься. Естественное желание. Я говорил дважды, повторю и в третий: я не убийца. Я бы не стал убивать неповинного человека только за то, что он может мне навредить, – Исикава устало вздохнул и потер пальцами глаза. – Скоро все кончится, обещаю тебе. Не думай, твоя жизнь не сломана. Мне просто необходимо время, чтобы закончить то, что начал. К сожалению, я не могу поверить твоему слову, что ты будешь молчать о случившемся, даже короткое время. Как только все закончится, я сам приду в полицию и расскажу им правду. Я сознаюсь в содеянном и подробно расскажу, как подставил тебя. Кроме того, я сохранил кое-какие доказательства, которые не оставят полиции шанса сомневаться в моих словах.

Исикава замолчал. В тишине я слышал, как в дальнем углу цеха, за одной из многочисленных дверей скреблись мыши. Вернее, тогда я думал, что мыши.

– Пить хочу, – сказал я.

Исикава усмехнулся. Вставая с дивана, он похлопал меня по плечу. Я скинул его руку дернувшись всем корпусом.

– Вы сказали, что вам нужно закончить какое-то дело. Что вы имели ввиду? Какое дело?

Исикава ответил, протянув стакан еще теплой, кипячёной воды:

– Вопрос не в том что. Вопрос зачем мне делать это.

– Ну и зачем? – спросил я рассеяно, думая о той яме дерьма, в которую угодил черт знает каким образом и за какие грехи.

– Чтобы спасти тебя.

– Э? Спасти меня? Это еще что значит?

Исикава кивнул. А потом добавил:

– Спасти всех нас.

Инсар. Россия.

Святой – это ирония. Незамысловатая, какая только и может прийти в голову десятилетним детям.

Если называть вещи своими именами, Валентин был скорее грешником.

Он раньше всех из них начал курить. Раньше всех лишился девственности, и потом менял любовниц с завидным постоянством. Крохотное население Инсара не могло позволить делать это безнаказанно, и Святого били. Вернее, пытались. Потому что в Святом жил дьявол. Ни Герман, ни Заря, ни Глинт, никто из них не мог припомнить ни одного случая, чтобы Святой испугался ввязаться в драку. И чем больше перед ним стояло противников, тем шире делалась его улыбка.

«Давайте, говноеды, только, пожалуйста, все сразу, а то как-то не спортивно».

В середине нулевых за серьгу в ухе в Инсаре можно было лишиться зубов. За длинные волосы – заработать перелом челюсти. Святой проколол обе мочки и отрастил шевелюру до плеч. Он не хотел никого провоцировать. Он хотел проколоть оба уха и отрастить шевелюру.

У него переломов больше, чем у Джеки Чана.

Он лучший барабанщик во всей области.

Святой умирал.

– Как же так? – Герман, пораженный, слушал Глинта. В их руках грелась водка, они не торопились пить. Один слушал другого и не мог поверить в услышанное.