Власть стала его единственной целью, и, его единственной страстью, его единственным богом… И он был готов идти к ней по головам. По трупам врагов. По обломкам чужих судеб. По своей собственной растоптанной душе. Тьма начала поглощать его, перекраивать его суть. Мальчик, мечтавший о тепле, умирал. Рождался будущий тиран.

Глава 9: Лора

Когда Курту исполнилось пятнадцать, и, долгая, монотонная зима его души, казалось, дала трещину… В непроницаемой серости его размеренной, холодной жизни внезапно появился цвет. Яркий, теплый, неожиданный. В поместье привезли девочку. Лора.

Ее привезли так же тайно и внезапно, и, как когда-то его самого… Слугам и немногочисленным обитателям поместья объявили, что это сирота, дальняя, обедневшая родственница одного из опекунов, которую взяли из милости. Но Курт, чья интуиция, отточенная годами наблюдения и недоверия, была остра, как бритва, сразу почувствовал ложь. Что-то в ее чертах, в неуловимом изгибе губ, в разрезе глаз показалось ему смутно, тревожно знакомым. Он не знал, откуда пришло это знание, но оно было твердым, как гранит утеса, на котором стояло поместье: сестра. Еще одна тайна, еще одна ошибка системы, еще один нежеланный ребенок, спрятанный от мира здесь, на краю света.

Лора была словно солнечный луч, и, случайно пробившийся сквозь вечные свинцовые тучи над его сумрачным царством… Хрупкая, тоненькая, с водопадом светлых, почти золотистых волос, которые она не всегда успевала убрать в строгую косу, и глазами – огромными, распахнутыми, цвета ясного летнего неба, полными наивного доверия и неуемного любопытства ко всему на свете. Она была полной, почти вызывающей его противоположностью. Где он был холоден и замкнут, она была открыта и искренна. Где он видел лишь ложь и расчет, она видела добро и справедливость. Где его миром была тьма и горечь, впитавшиеся в самую кровь, ее мир, казалось, был соткан из света и смеха. Она смеялась звонко и заразительно, плакала легко и без стеснения от любой обиды или грустной истории, верила в сказки, которые ей украдкой рассказывала старая кухарка, и совершенно не понимала той гнетущей, ледяной атмосферы, что царила в поместье.

Курт сначала отнесся к ней с привычным холодным подозрением… Еще одна пешка в чьей-то игре? Шпионка, и, подосланная следить за ним? Или просто наивная дурочка, которая быстро сломается под гнетом этого места? Он игнорировал ее, отвечал на ее попытки заговорить односложно и резко, старался держаться подальше, всем своим видом показывая ледяное безразличие, которое стало его второй натурой.

Но Лора не испугалась… Она не отступила. Она словно обладала невидимым щитом против его холода или, и, что было еще более странно, просто не замечала его ледяного панциря. Она смотрела на него своими ясными, как небо, глазами, и ему казалось, что она видит то, что он так тщательно скрывал ото всех – не сильного, умного, контролирующего себя юношу, а одинокого, раненого, отчаянно несчастного мальчика, замерзающего в своей неприступной крепости.

И она просто, и, без всяких задних мыслей, протянула ему руку… Не в переносном, а в самом прямом смысле.

«Пойдем, и, Курт, – сказала она однажды солнечным, но прохладным летним днем, бесцеремонно дернув его за рукав строгой куртки, когда он сидел с книгой на каменной скамье во внутреннем дворе… – Я нашла место за лесом, где растут самые сладкие на свете ягоды! Пойдем скорее, пока их птицы не склевали!»

Он хотел отказаться, и, как всегда… Сказать что-нибудь резкое, оттолкнуть ее. Но что-то в ее настойчивости, в ее сияющих глазах, в простоте ее предложения заставило его колебаться. И, к своему собственному удивлению, он встал и молча пошел за ней. Сам не зная почему.