– Леша, что сейчас говорить об этом, – отмахнулась мама.

– Как вы поняли, что происходит на самом деле? – поинтересовалась я.

– Вся деревня уже стояла на ушах. Зараженных было мало, но живые поддались панике. Многие уехали – бросили все имущество и просто сбежали. А мы остались. Нам некуда было идти.

– Да и зачем куда-то идти, – папа пожал плечами. – Роднино далеко от населенных пунктов. А с нами остался наш друг – топор.

При этих словах я вновь вспомнила Маратовну и ее Олега – топор, названный в честь бывшего мужа, и меня накрыла тоска. Такая сильная, что на глазах выступили слезы. Я постаралась скрыть их от родителей.

– А потом приехали люди в черном, – сказала мама.

Я знала эту историю. Ее поведал мне Борька, – деревенский дурачок, – единственный, кто остался в живых в Роднино.

– Жаль, что дом сгорел, – сетовала мама. – Я его любила.

– Ничего, дорогая, я построю тебе новый. Еще лучше.

Папа обнял маму одной рукой, притянул к себе. Смотреть на них, влюбленных, было и радостно, и в то же время тяжело – нестерпимо хотелось прижаться к Илье. Он был мне так нужен. Я машинально потрогала Лунницу.

– Как вам тут живется? – поинтересовалась я.

– Очень даже неплохо. Папа занимается рыболовством, я помогаю на кухне.

– Тут есть работа?

– Милая, здесь все работают. Нахлебники никому не нужны. Вот поправишься, и тебе работу подыщут.

– А где вы живете?

– Сначала мы жили в общежитии, потом нам выделили маленький уютный домик.

– Тут… – я замялась. – Безопасно?

– Сейчас везде опасно, дорогая, – ответил папа. – Но Логово укрепляется каждый день. Все мужчины и женщины, способные держать оружие, стоят на защите. Думаю, это лучшее место, в котором мы могли бы оказаться в сложившейся ситуации.

Я слабо представляла будущую жизнь в этом месте. У меня действительно будут кров, работа и подобие нормальной жизни?

– Я устала, – сказала я, действительно чувствуя изнурение, – мой организм еще не восстановился до конца.

Родители проводили меня до палаты и ушли. В оставшихся немногочисленных вещах я нашла записку, сложенную в несколько раз. Бережно развернула и прочитала строки, написанные аккуратным круглым почерком: «Вам нужно срочно уходить. Берите свою машину и уезжайте как можно дальше. Мы еще встретимся, сестренка. Береги себя». Казалось, Женя писал эти слова много лет назад.

Я уткнулась в подушку и принялась горько оплакивать прошлое, которое никак не могла отпустить, пока, наконец, не заснула. С драгоценной запиской в руке.

Солнце стояло в зените, но уже не грело.

Я вышла за территорию больницы, озираясь по сторонам, словно потерянный котенок. В чужой одежде я чувствовала себя неуютно, хоть она и была чистой, почти хрустела, как от крахмала. Матвей Андреевич достаточно подробно объяснил мне, как найти главнокомандующего, но я стояла и смотрела на снующих туда-сюда людей, не решаясь двинуться с места.

До того, как попасть сюда, я представляла, что Логово – это большое и внушительное поселение. На деле это оказалась небольшая рыбацкая деревенька, расположенная на берегу залива. Я глубоко вдохнула соленый воздух, смешанный с запахом рыбы, и отправилась вглубь поселения, туда, куда меня направил главный врач.

На меня никто не обращал внимания. Здесь кипела жизнь.

Настоящая жизнь.

Среди всеобщего гвалта слышались лай собак, крики чаек и звонкие детские голоса. Мужчины в рабочих костюмах таскали доски, ремонтировали забор, укрепляя его гвоздями и колючей проволокой. Женщины стирали прямо на улице в тазах, пропалывали грядки, чистили рыбу, что-то варили. Я засмотрелась, во что они были одеты: отказавшись от платьев, они носили более грубые вещи, предпочитая широкие и прочные брюки, куртки и простые ботинки. Неудивительно, ведь в нашем постапокалиптическом мире, где каждый день наполнен борьбой за жизнь, поиском и сохранением припасов, одежда уже не считалась модным аксессуаром или средством самовыражения. Она стала неотъемлемой частью выживания, помогающей людям сохранить свое тело в относительной безопасности.