Встреча вышла короткой и мокрой – мы практически не разговаривали, лишь плакали и обнимались.

– Как же мы скучали по тебе, доченька, – запричитала мама, стискивая меня так, что кости чуть не захрустели.

Папа тайком вытирал двумя пальцами красные от слез глаза. Он никогда не умел открыто выражать чувства. Наверное, Женя пошел в него. Вспомнив про брата, я быстро рассказала родителям, что видела его, что с ним все в порядке, хотя сама не до конца была уверена в этом. Перед глазами встала воинская часть, которая казалась неприступной крепостью до тех пор, пока не напали синие. Но я верила в то, что с Женей все будет хорошо – он крепкий мужчина со множеством друзей. Он справится. Я не сомневалась.

Зоя не приходила. Это к лучшему. Совесть колола меня, словно иголкой, после того, как я в порыве истерики высказала ей далеко не самые приятные вещи. Она всегда была ко мне добра, а я повела себя отвратительно. Возможно, теперь у нее отпало всякое желание со мной общаться, но мне пока не хотелось об этом думать.

Спустя еще два дня мне разрешили выйти во двор и вновь встретиться с родителями.

Одноэтажная маленькая больница была ограждена высоким плотным забором, закрывающим обзор. Я ни разу не выходила за ее территорию и до сих пор не имела понятия, как выглядит Логово. Хотя сейчас меня радовала элементарная возможность выйти на улицу, подышать воздухом, не пропитанным лекарствами.

Я накинула на плечи кофту, вышла из здания и поежилась. Несмотря на то, что деревья и трава все еще оставались зелеными, уже чувствовалась осень: было довольно прохладно.

Мама и папа уже сидели на лавочке и ждали меня. На этот раз мы долго разговаривали. Я рассказала о том, как мне удалось спастись, опустив лишь самые страшные моменты, а родители поведали мне свою историю.

– Первым увидел тварей папа, – сообщила мама.

– Вы называете мертвецов тварями? – со смехом уточнила я. Мне показалось это забавным.

– Да, а вы как?

– Просто синие. Из-за цвета кожи.

– Синие твари, – подытожил отец и начал рассказ. – Я колол дрова, когда услышал позади чьи-то шаги. Оглянулся и увидел соседа. Сначала думал, что тот пьяный: он шатался, хрипел и рычал. Я его окликнул. «Степан Иваныч, – говорю, – ты бы пошел отдохнуть». Но тот, казалось, даже не слышал, только упрямо шел в мою сторону. Чем ближе подходил, тем сильнее я чувствовал вонь от него. Будто Степа заживо гнил. «Слушай, ты бы не подходил близко», – вновь я обратился к нему. С таким успехом я мог бы поговорить и с топором. Все равно никто бы не ответил.

Я слушала, не пропуская ни единого слова. Только когда папа заговорил о топоре, я вспомнила про Маратовну с Олегом. Как же мне их не хватало.

– Расскажи, как ты его завалил, – попросила мама, влюбленно глядя на мужа. В ее словах чувствовалась гордость.

– Степан подходил все ближе, но на мои слова не отвечал. И смотрел как сквозь меня желтыми глазами. Я его сначала оттолкнул обухом топора – не помогло. Потом он как набросится на меня! Прям чудовище во плоти: вонючий, кожа синяя, весь в ранах, слюни летят, рычит как зверь. Ну я и разнес ему голову острием.

Мама взяла папу за руку и слегка сжала.

– Ты такой мужественный, – сказала она. – Я бы так не смогла.

– А куда деваться?

Папа выглядел довольным – видимо, воспоминания о том, как он впервые расправился с синим, добавляли ему уверенность. В конце концов, он защитил свою женщину от неминуемой беды. Есть чем хвалиться.

– Но мы сначала испугались, – продолжила мама, – думали, что за убийство папу посадят.

– Рита, – ответил папа, – это в любом случае была самозащита.