– И подружки были, – говорила бабушка, плечи ее тряслись от слез, – и на танцы ходили, а теперь я одна живая осталась из всех, с кем работала в столовой. Все хочу позвонить кому-нибудь, а некому. Я одна осталась, совсем одна. У меня даже фото есть, а на ней – все мертвецы. Одна я осталась, одна.

Тут уже Леся не могла молчать.

– Что значит «одна»? А мы с папой?!

Бабушка грустно улыбнулась.

– Вы… Да, вы у меня есть… Но вот видишь, Валере я мешаю.

– Ничего не мешаешь. Мы тебя оба любим.

Бабушка покачала головой, провела тряпочным носовым платком по лицу и отпила из кружки.

– Так, надо птенцов покормить, – сказала она как ни в чем не бывало.

Через полчаса Леся вошла в комнату, открыла шкаф, достала черное платье с открытыми плечами и приложила его к себе. В зеркале отразилась блондинка с испуганным, измученным взглядом. Леся сразу вспомнила о том, что у нее точно в этот раз рак, и прижала руку к уплотнению на шее. Она ощущала себя так, будто на плечи ей повесили тяжелую черную ткань и та давила, давила, заставляя ноги подкашиваться под этой невыносимой тяжестью. Смерть казалась неминуемой. Вмиг красивое черное платье показалось бессмысленным, как и необходимость завивать волосы и подкрашивать глаза. И вечеринка эта студенческая… Зачем? Все, что Лесе хотелось, – это свернуться на кровати и перестать сопротивляться дрожи, которая потихоньку овладевала телом.

Но деваться было некуда. Леся уже пообещала Але, что придет. Обманывать некрасиво. Нужно сдержать слово. И там будет Ярослав… Надо привести себя в порядок.

Как только Леся представила Ярослава, его пропитанный теплом взгляд, исходящую от него уверенность, она не выдержала, опустилась на пол около кровати и заплакала от чувств, которых сама не понимала. В этих слезах смешалось все: и страх смерти, и усталость от бесконечной ипохондрии, и большая любовь.

Через час, взяв себя в руки благодаря натренированной силе воли, Леся уже стояла в чистом и свежем холле районной поликлиники. Пока ждала своей очереди, заметила, что закрасили трещины под потолком. «Наконец-то, а то так некрасиво было», – подумала Леся.

Дверь кабинета открылась, вышла сгорбленная старушка с тросточкой, и Леся, радостно подскочив, вошла в кабинет.

Врач, пахнущая сладкими духами немолодая женщина с татуажем бровей и губ, хмуро посмотрела на Лесю. Но по мере узнавания черты лица врача смягчались.

– О, детеныш! Проходи, проходи! Светлана Викторовна, – крикнула врач медсестре, которая что-то делала в процедурной, – детеныш наш пришел!

Светлана Викторовна высунулась из процедурной и радостно помахала Лесе.

– Ну проходи, детеныш, садись, – сказала врач и махнула в сторону стула напротив, – рассказывай, с чем пожаловала.

Леся робко улыбнулась. Внутри у нее разлилось тепло от такого милого приема, и жить сразу стало радостнее и легче.

– У меня вот тут, – Леся стала рукой щупать шею, – какое-то уплотнение.

– Давай посмотрим твое уплотнение.

Врач внимательно ощупала и осмотрела шею, проверила лимфоузлы и пожала плечами.

– Не наблюдаю ничего такого, что отклонялось бы от нормы. Все у тебя в порядке. Ты сильный и здоровый детеныш.

– Ну может, все-таки сдать хотя бы общий анализ крови? На всякий случай, вдруг что…

Врач открыла компьютер.

– Зайчик, так ведь месяц назад всего лишь делали общий анализ.

– Ну вдруг…

– Милый мой детеныш, ничего не изменится в твоей крови за месяц, уж поверь.

Когда Леся осознала, что в этом месяце может потерять контроль и не получить анализ крови, ей захотелось плакать.

– Ну пожалуйста. Мне очень надо, понимаете?

Врач долгим задумчивым взглядом посмотрела на Лесю. Теперь все шутки выветрились из их разговора. Врач уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но потом бросила быстрый взгляд на анамнез Леси, сочувствующе покачала головой и сказала: