– Со мной что-то не так, пап, – сказала она. – Я не понимаю что. Я схожу с ума. Я не могу. Я больше не могу.

– Котенок, – Леся впервые за долгое время услышала не смешок в голосе отца, а испуг, – ну ты чего, какое «с ума»?

– Папа, мне кажется, что еще чуть-чуть, хоть один толчок, и я просто…

– Что?! – мгновенно изменился в лице папа, взгляд его внимательно обследовал Лесю. – Ты обалдела? Что ты собиралась сказать?

Леся покачала головой.

– Нет, что ты собиралась сказать? – настаивал отец.

Леся разрыдалась.

– Я просто не могу, я не понимаю, что со мной. Ведь я такой не была. А сейчас я боюсь лишний раз притронуться к себе, вдруг я что-то найду. И я не могу забить. Я не могу отпустить. Ко мне будто вампир присосался и пьет спокойствие. Я не могу, папа, я не могу.

Отец молчал, и Леся боялась на него смотреть, потому что знала, что увидит в глазах отца страх и боль, а ведь когда-то она клялась себе, что не позволит, чтобы отец расстраивался из-за нее, не после всего, что пережила их семья.

Отец завел машину.

– Куда мы? – спросила Леся.

– К психиатру.

– Пап, нет.

– Я тебя из петли вынимать не хочу. А то, что происходит… Сука, даже я понимаю, что все, приехали. Что игнорировать твое состояние больше нельзя.

– Па, пожалуйста, я не хочу. Я справлюсь сама. Пап! Ну пожалуйста!

Отец остановился на заправке, вышел, хлопнув дверью, и закурил. Леся сидела, глядя перед собой. Щеки ее были мокрые от слез. Жизнь казалась прожитой и бесполезной.

Папа вернулся в машину.

– Как мне тебе помочь? – спросил он, испуганными глазами оглядывая Лесю.

Она пожала плечами.

– Давай-ка так, – сказал отец, – сегодня вечером ты со мной в ресторан идешь. Платье покрасивее нацепишь. Макияж, укладка. Полопаешь вкусную еду, посмеешься.

– А что, твой друг смешной?

– Санек-то? Да это унылая пиявка. От моих шуток будешь смеяться. Вопросы есть?

– Я вам не помешаю?

– Какой! Да ты разбавишь наконец эту унылую ежегодную встречу. В конце концов, кто за пир платит, тот клоунов и приглашает.

Доехали до дома. Леся, уставшая от слез и истерики, понуро вышла из машины. Ее отец, наблюдая за худенькой маленькой фигуркой дочери, испытывал такой страх, который ощущал только единожды, когда Леська, еще учась в четвертом классе, позвонила ему в слезах и сказала, что во дворе их дома стая злых больших собак, и она не знает, куда от них деться, и что они хотят напасть на Сему, их пуделишку. Он тогда гнал как бешеный, надеясь, что хоть кто-нибудь поможет его ребенку, хоть кто-нибудь отгонит стаю. Он нашел Леську заплаканной, но целой. Порвалась только болоньевая штанина. Слава богу, мимо проходила какая-то бабушка с огромными сумками. Помогла, отогнала собак. Он потом каждую неделю возил этой старушке по три пакета еды из супермаркета. Выяснил, что семьи у нее нет, и возил. А потом она умерла.

Сейчас, увидев дочь в истерике у больницы, Валерий Евгеньевич понял, что дело серьезное и шутки кончились. Что-то по-настоящему страшное плескалось в Леськиных глазах, и даже он, всю жизнь считавший, что любые проблемы с головой лечатся банькой и водочкой, позвонил своей бывшей любовнице Анне, которая работала клиническим психологом, и обрисовал ей ситуацию. Она долго молчала, потом сказала:

– По-хорошему тебе бы привезти ее к нам в клинику. В стационар ее никто, естественно, не положит, но нужно, чтобы ее все равно осмотрел врач и подобрал подходящую терапию.

– Она не хочет. Ни в какую.

– То, что ты описываешь, в принципе корректируется и обычной психотерапией, без таблеток. Только надо, чтобы психотерапевт был грамотный, имел образование, как у меня.