Теперь она осмотрелась более внимательно и вскоре заметила то, чего не видела раньше, – из-под ванны торчали тапочки примерно сорок третьего размера. Смолина вспомнила аккуратную обувь Кати – она бы ни за что такие не надела.

Анна еще раз прошлась по квартире, подмечая мелочи. В шкафчике в ванной она нашла еще одну зубную щетку – не новую – и дорогущий мужской одеколон «Северное сияние»; на кухне явно больше посуды, чем необходимо одинокой девушке с грудничком; на столе ваза с осыпавшимися розами. Напоследок Анна решила покопаться в мусорном ведре и нашла то, что искала, – коробку от конфет и пустую бутылку шампанского.

Она вышла из квартиры и, подумав, аккуратно постучала в соседнюю дверь. В квартире явно кто-то был, но Анне пришлось постучать еще трижды, прежде чем за дверью послышались шаркающие шаги, щелкнул замок и в неширокой щели появилось подозрительное лицо старушки в огромных очках в роговой оправе.

– Чего тебе, дочка?

– Скажите… Катя красивая была?

– Твоя правда, – вздохнула старушка. – Красавица, упокой Господь ее душу…

– К ней кто-то ходил?

Старушка аж отпрянула, словно Анна вторглась в святая святых.

– Да что ты говоришь такое, дочка! Никто не ходил к ней! Катя порядочной девушкой была, нечего тут выдумывать!

– Она же молодая была совсем! Не может быть, чтобы совсем одна была! – не отставала Анна. – Ну вы же наверняка видели!

– Да что я видела! У меня вон очки, зрение плохое, да и слух ни к черту! – запричитала бабка. – А по пятницам я на все выходные вообще на дачу уезжаю.

– Ну ведь кто-то к ней приходил! – не унималась Смолина.

– Ничего я не видела! – отрезала старушка и захлопнула дверь перед лицом Анны.

Из огнем кипящей бездны,

Из больших порогов Рутья,

Из стремнины водопада,

С половины задней неба,

С облаков далеких, тонких,

Со стези ветров весенних,

С места их отдохновенья.

Ты скажи, оттуда ль вышел,

Ты оттуда ли пробрался

В это сердце, что невинно,

В это чрево, что безгрешно,

Чтоб кусать и рвать нутро мне,

Пожирать, кромсать ужасно?

«Калевала»

1997 год. Париж, Франция

Вера сошла с трапа самолета ранним утром в понедельник двадцать первого июня. Вокруг, смеясь и галдя, сновали разношерстные туристы и французы. За первые пять минут Вера машинально насчитала семь разных языков. Не то чтобы это ее интересовало, но годы работы переводчицей накладывали определенный отпечаток.

Не задерживаясь, Вера прошла паспортный контроль и остановила такси. Элегантный темнокожий водитель помог загрузить единственный чемодан в багажник.

– Bonjour, Madame, je m’appelle Charles! Où vous emmener? – с лучезарной улыбкой спросил он.

– Emmenez-moi au centre, – на идеальном французском ответила Вера и протянула водителю бумажку с адресом.

– Vous venez en France pour vous amuser? – Шарль игриво подмигнул молодой девушке, на что та холодно посмотрела ему в глаза.

– Je suis là pour affaires.[1]

Улыбка на лице водителя как-то сразу поблекла, и больше он не задавал вопросов. Что-то во взгляде миловидной и кроткой женщины было такое, что желание задавать вопросы отпало само собой. Что-то настолько холодное было в ее взгляде, что Шарль понял: лучше ему не знать, что за дела у этой странной туристки.

Через час Вера уже была в Шарантон-ле-Пон. Выйдя из такси около нужного дома, она расплатилась с водителем. Ее уже ждали.

Вера остановилась в одной из так называемых «комнат служанок» на последнем этаже здания с мансардой, в которой потолок опускался к самому полу. Здесь хватило места лишь для небольшой кровати и туалетного столика, но Веру это полностью устраивало, несмотря на то, что, возможно, ей придется здесь задержаться. Расположившись, женщина вышла на улицу, где улыбчивый гид тут же всучил ей проспектики с предложением посетить Эйфелеву башню и Лувр.