– У меня в каюте давно уже пакостит такая же скотина, – мрачно изрёк Сашка. – Третья пара носков исчезла. Жрёт их, что ли?

– А то нет? – поддел я его. – Жирные, поди? Одну – на завтрак, другая – ленч. Ты их стирай почаще, – посоветовал ему. – С мылом, в горячей воде. А ты наверняка ставишь их в угол вместе с сапогами.

Он обиделся.

– Ты за своими смотри! Линчуют твои портянки или бомбошки отгрызут, тогда, небось, не то запоёшь.

– Саша, я же пошутил! Сам же просил чего-нибудь весёленького.

– Ладно, чего уж… – пробормотал он, разливая водку.

Дед Маркел принял стакан и снова поднял его, разглядывая на просвет. До сих пор тараканы шуршали по углам и суетились под ногами возле крошек, однако храбрый лазутчик, взобравшийся на подволок, не удержался на верхотуре и сорвался прямо в дедов стакан.

– Хорошая смерть! – сказал дед, вытаскивая за усы рыжего прусака. – Готов. Спёкся. Шнапс он бы выдержал, но русская водка мигом доконала тевтона. А вообще… «Любовь пройдёт. Обманет страсть. Но лишена обмана волшебная структура таракана». Строчки сии я услышал, вьюноши, в далеком узилище, где крыс было столько же, сколько тараканов, а тараканов столько, сколько зэка. Я, Миша, как будто, рассказывал тебе о страдальце-философе, которого мне иногда удавалось вытаскивать из-за проволоки в свой лекпункт?

– Кажется, что-то было.

– Мы с ним, конечно, философствовали, но, в основном, говорили о насущном. Профессор был не столько философом. Сколько зоологом. Чуть ли не академиком по этой части, так что прусаки тоже не были чужды его просвещённости, а уж крысы… Ого! Он меня и приобщил к этой проблеме. Крысы, друзья мои, умны, хитры и зловредны по природе, а природа подсказывает, и я это утверждаю, что у крысы есть душа. Пусть – душонка. Маленькая, агрессивная, но душонка, а это позволяет мне заявить, что у крысы имеется интеллект, равнозначный ей, но… Словом, предлагаю выпить за интеллект.

Я взялся за колбу, Сашка – за графин с водой. Дед от воды отказался, сказав, что разбавлять спирт – самая страшная ересь.

– Вы же всегда говорили, что ереси должны существовать, – напомнил я. – Как там? Опортет ноерсес ессе. Верно?

– Только не при лечении сиалоаденита, – возразил Эскулап. – Вода лечению противопоказана. – Он снова задрал стакан к светильнику, и снова в него свалился таракан. – Однако!..– рассердился дед. – А говорят, что бомбы дважды не падают в одно и то же место!

Выпивка и воспоминания о былом привели Эскулапа в ностальгическое состояние. Он заговорил о «Грибоедове», о моих похождениях в Такоради, припоминал то и это, я же, поддавшись винным парам, только поддакивал ему, удивляясь в глубине души тому, что оказался в приятной компании старых знакомцев, хотя утром, получая направление, и не помышлял об этом.

– Слушай, Миша, а ведь тогда у нас не было крыс! – вдруг удивился док. – Странно, но это так.

– И тараканов не было, кроме Таракана, – хихикнул я. – Ну, с крысами просто. – Сами же говорили, что у них – интеллект. Поэтому там, где Влас и Яшка, крысам делать было нечего.

Сашка хлопал глазами, слушая нас. Пришлось посвятить его в самые пикантные подробности давних событий, а потом дед Маркел заложил глубокий вираж и снова вернулся к пасюкам. Видно, крепко они когда-то допекли старика, да и теперь не давали житья.

– Да, Миша, да – крысы обладают интеллектом. В этом отношении они выше крыши таких подонков, как Липунов и Ростовцев. К пасюкам, сиречь мус декуманус, нужно относиться с уважением. Здесь, в Пруссии, некогда обитали их чёрные собратья – мус раттус, но их вытеснили наши, серые, очевидно следовавшие в арьергарде победителей, и теперь мы имеем то, что имеем.