Теперь же, я думаю, что настал долгожданный момент, и мне необходимо, по примеру Гомера, предоставить Богов самим себе и немного посмотреть вниз на землю, а может быть и вернуться на неё. Здесь вы уж совершенно точно не найдёте ничего веселого или уместного, что не было бы связано с моей персоной. Так предусмотрительна была великая прародительница человечества, Матушка Природа, что позаботилась о том, чтобы не было бы ничего без примеси Глупости, так сказать, приправы глупости. Ибо если, по определению стоиков, мудрость есть не что иное, как подчинение разуму и, напротив, безумие – это отдача себя на потребу наших страстей, и ради того, чтобы жизнь человеческая не была уж совсем невыносимой и тяжёлой, то насколько больше страстей, чем разума оставил нам божественный Юпитер? Их соотношение едва ли больше, чем пол-унции на фунт. Кроме того, он ограничил разум узким закутком мозга и предоставил всё остальное тело во власть наших страстей. Он также полностью подчинил его двум злодеям, тиранящим всех своим господством – гнев, владеющий людскими сердцами, а следовательно, и самим источником жизни, самим сердцем, и похоть, распространяющая свою власть на всех окружающих. Как противостоит Разум против этих двух великих недругов, пусть скажет общий опыт, поскольку он, все еще являясь всем, может многое сделать, может взывать к нам, пока не охрипнет, рекламируя нам правила честности и добродетели, в то время как они накидывают на шею царю петлю и поднимают ужасный шум, пока, наконец, он не устанет, он не позволит нести себя туда, куда они пожелают, чтобы поскорее угомонить его.

Но так как мужчины, рождённые для мирских дел, имеют проблески разума в некотором смысле в гораздо большей степени, чем остальные, по элементарной причине, что им выпала необходимость как можно лучше управлять окружающими, даже в этом, так же как и в других вещах, они призывают меня к совету, и я даю им такие советы, какие достойны меня, а именно, чтобы они взяли себе жен – глупую вещичку, Боже мой, тупую, но распутную и приятную во всём, таким образом, чтобы грубость мужского характера была приправлена и подслащена женской глупостью. Ибо Платон, по-видимому, сомневавшийся в том, к какому роду отнести женщину, а именно к разумным существам или к животным, не имел в виду ничего иного, кроме как показать очевидную глупость этого пола. Потому что если какой-то из них придёт в голову казаться вдвое мудрее всех остальных, то что ей остаётся делать, как не валять дурака вдвойне, и изображать из себя танцующую корову, и не выдавать струю против ветра? Ибо если кто-нибудь корёжит Природу или попытается привести её к повиновению, то он только умножает преступление, ибо, согласно греческой пословице, «Обезьяна останется обезьяной даже в сутане!», а значит, женщина – есть женщина, то есть глупое существо, пусть надевает любой наряд, какой ей заблагорассудится.

Но, между прочим, я надеюсь, что весь этот пол не настолько глуп, чтобы обижаться на меня, ибо я сама, будучи женщиной – и глупость приписала им тоже. На самом деле я льщу им! Но если они взвесят всё правильно, они должны признать, что обязаны Глупости своей удачливостью в большей степени, чем другие люди. Во-первых, они обязаны ей своей красотой, которой все, и не без причин, отдают предпочтение, ставя её впереди всех остальных добродетелей, так как с её помощью они тиранят даже самых жутких и беспощадных тиранов. Во-вторых, откуда у мужчин этот дикий взгляд, эта грубая кожа, всклокоченная борода и другие признаки, которые говорят о наступлении старости в человеке, как будто происходящей от болячки мудрости? В то время как щёки у женщин всегда пухленькие и гладенькие, голос тихий, кожа мягкая, как будто они подвластны некоей модели вечной молодости. Опять же, чего больше всего они хотят в жизни, как не угодить мужчине? Для чего же еще нужны все эти платьица, умывания, ванны, притирки, духи, благовония и все эти маленькие хитрости, долженствующие облагородить лицо, зачем они красят брови, разглаживают кожу и подчеркивают разными хитростями свои формы? А теперь скажите мне, какие еще рекомендательные письма есть у них к мужчинам, как не одно безумие? Чем им случается приковать к себе мужчин, кроме как не глупостью? Ибо чего только мужчины не позволяют им делать ради своего наслаждения! И не думайте, что у этого есть какая-то другая цель, кроме удовольствий! И всё же их глупость – самое большое наслаждение для мужчины, и самое желанное из доставленных удовольствий, и это, я думаю, столь верно, что никто не станет отрицать, размышляя о том, какие глупые разговоры и странные игры начинают происходить между мужчиной и его женщиной, как только у них появляется вожделение. Итак, я показала вам, откуда проистекает первая и главная радость человеческой жизни.